Искатель. 1974. Выпуск №1
Шрифт:
— Копить деньги?! Красть, извините, старье?! — Илья залпом выпил и отстранил руку Капитана, подававшего ему кусок огурца. — Кота в мешке?! Нет! Если уж брать, то крупно!
— «Волгу», Илья Александрович, в ячейку никто не поставит! То есть я имею в виду в первую попавшуюся ячейку…
— Тогда надо поискать в другой, в десятой!
— Преклоняюсь перед масштабами! Это совершенно искрение! Но как открыть другую, третью?!
Илья чувствовал, что перед ним проходимец значительно порочнее, чем кажется с первого взгляда, проходимец крупный, предприимчивый, бесстрашный, такой,
— Только я зря с вами разговорился! Вы же пьете!
— Пил! Заметьте: пил! Эта стопка последняя. Командуйте! Вы капитан. Что я обязан делать?
— У вас есть знакомства на вокзалах? В камерах хранения?
— Найдутся. Вообще-то масса полезных знакомств, особенно на площади трех вокзалов.
Илья почувствовал вдруг странный прилив энергии.
— Сначала надо все обдумать. Переночевать мне, наверное, придется здесь.
— Что за вопрос? «Море может быть в час заката…» Пожалуйста. «…просто светлым и просто синим, чуть колышимым легким бризом…»
Хмелея, Капитан становился все сердечнее, болтливее, жаловался на сестру, читал стихи, его тянуло ко сну, но он крепился.
Илья хорошо рассмотрел его хрящеватый нос, порозовевшие щеки, небольшие, но довольно красивые темные брови. У Ильи было такое чувство, будто он близко к глазам поднес стрекозу или кузнечика и неожиданно обнаружил перед собой сложное живое существо.
— Вы не представляете, Илья Александрович, каким я был одиноким…
Он положил голову на край заставленного немытой посудой стола, вздохнул и перед тем, как заснуть, вдруг посмотрел на Илью так отчетливо-трезво, что Илья даже усомнился: не разыгрывают ли его. Но Капитан уже спал, жуя и причмокивая во сне.
«И такой вот человечек решается плыть против течения, устанавливает для себя законы существования. А я не решался! Грош была мне цена!»
Из кухонного окна открывается вид на старый кирпичный заводик. Он был пуст, хотя во всех его разбросанных по двору помещениях что-то парило. Белые дымы рассеивались по крышам подсобных помещений, На высокой заснеженной насыпи беззвучно — из-за плотно проконопаченной рамы — работал экскаватор. Комки песка скатывались с насыпи к скучному, растянувшемуся на целый квартал забору, обсаженному осенними саженцами. Голодный бродячий пес обнюхивал чахлые деревца. Он не спешил, строил маршрут дня в зависимости от обстоятельств.
«Деньги, какие у меня остались, надо отослать домой. Оставить только в обрез. Сжечь мосты, чтобы некуда было отступать. Жене можно написать, что заработал на переводах и аннотациях. И еще: начать надо в другом городе — в Баку или Киеве. Москву оставить напоследок».
ВСЕМ, ВСЕМ. 31 ДЕКАБРЯ ПРИМЕРНО В 21 ЧАС СОВЕРШЕНА КРАЖА ВЕЩЕЙ ИЗ ЯЧЕЙКИ АВТОМАТИЧЕСКОЙ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ. В ЧИСЛЕ ПОХИЩЕННОГО — ХРУСТАЛЬНАЯ ВАЗА, БАККАРА В СЕРЕБРЕ В ВИДЕ ЧАШИ, ЗАКУСОЧНЫЙ ПРИБОР СЕРЕБРЯНЫЙ НА ВОСЕМЬ ПРЕДМЕТОВ, КИНОКАМЕРА «КВАРЦ», НОМЕР УТОЧНЯЕТСЯ, ФЛАКОН ФРАНЦУЗСКИХ ДУХОВ «ЛЕ ТАЛОН» С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ПАРУСНОГО СУДНА НА ЭТИКЕТКЕ, ДЕНЬГИ В СУММЕ…
ПРОШУ ПРИНЯТЬ МЕРЫ РОЗЫСКА ПРЕСТУПНИКОВ И ПОХИЩЕННОГО.
Следователь и эксперт уже заканчивали составлять протокол осмотра, когда в отсеке камеры хранения появился старший инспектор Блохин. Он был не один: позади держались двое высоких мужчин, похожих друг на друга, — отец с сыном.
— Кажется, еще кража, — не поздоровавшись, объявил Денисову Блохин. — Ну и подежурили мы. Наверное, по благодарности отхватим! — Он снял очки, протер стекло и пристально посмотрел на Денисова. — Тоже набрали шифр, а ячейка не открывается.
Денисов отвел взгляд: Блохин любил смотреть в глаза и мог «пересмотреть» кого угодно.
— Может, спутали шифр?
— Вряд ли.
В подтверждение его слов потерпевший-сын кивнул.
Следователь и эксперт подошли ближе, прислушиваясь к разговору.
— Может, нам и уходить не надо? — спросил эксперт. — Еще ячейку осмотрим? — Ему явно не хотелось снова потом приезжать на вокзал.
— Сейчас узнаем. Молодой человек! — крикнул Блохин Порываеву, показавшемуся в конце отсека. — Подойдите на минутку! — Блохин нервно передернул плечами, ночь он провел, на линии, в поездах, и основательно промерз в своем колючем осеннем пальто и новой шляпе «дипломат»; полные, обросшие за ночь щеки старшего инспектора и особенно шея отливали с мороза лиловато-красным цветом.
Порываев подошел к ячейке. Под тревожный аккомпанемент зуммера дверца открылась: внутри оказался чемодан из свиной кожи, перетянутый толстыми ремнями.
— Это не наш, — сказал молодой, сильный акцент выдавал в нем уроженца Прибалтики. — Наш небольшой, новый. Мы его неделю назад купили в Каунасе.
— Когда вы клали вещи? — заученно спросил Блохин.
Потерпевшие перекинулись несколькими фразами.
— Отец говорит, что он клал чемодан утром тридцать первого декабря. Он говорит еще, что здесь было много людей, но он надеется, что все будет в порядке, поскольку он аккуратно выполнил все предписания.
— Спросите, кого он подозревает из тех, кто находился тогда недалеко от него? — разговаривая, Блохин снимал и снова надевал шляпу. — Никто не мог подсмотреть шифр?
— Он говорит, что не знает.
— Извините, — Денисов почувствовал неловкость, вмешавшись в разговор, — на какой шифр была закрыта ячейка?
— Год своего рождения…
— А именно?
— Одна тысяча восемьсот девяносто два.
Все оглянулись на сурового седого человека, который не подозревал, что речь идет о нем, и все время, пока находился в отсеке, оставался одинаково спокойным и невозмутимым.
Блохин нашел Порываева, успевшего скрыться в лабиринте отсеков.
— Измените шифр ячейки, только так, чтобы новый шифр никто не знал. Когда придут за чемоданом, пошлите ко мне или к Денисову.
Старик литовец что-то негромко сказал, показав на дежурного.
Порываев просунул руку в ячейку, демонстративно, на ощупь перекрыл шифр и закрыл дверцу.
— Что же находилось в чемодане? — спросил Блохин и глубже натянул шляпу, словно для того, чтобы смягчить удар.