Искатель. 1979. Выпуск №4
Шрифт:
я послал бы его подальше. Я люблю знать, на что иду.
Если бы это был кто-нибудь другой, дело бы не выго
рело, — заметил Вержа. — Только полицейскому может
удаться то, что я задумал.
Он рассмеялся, хлопнув Альже по плечу.
— Великий полицейский плюс великий преступник — это
Аустерлиц, который длится год. Наполеон вдвойне, победа
шутя!
Альже не любил, когда шутили над серьезными
* * *
Чтобы встретиться с Лгосьеном Раб ером, надо принять ряд предосторожностей, особенно если ты полицейский. Рабер был делегатом СЖТ *, членом регионального совета. Невы-
* СЖТ — Всеобщая конфедерация труда.
106
сокий, черноглазый, сухощавый человек. Он был глазами и ушами отдела общей информации в профсоюзах. Его держали на крючке уже около года. Он выдал группу испанских коммунистов-эмигрантов после обыска у него в доме. Позже полицейские давали ему время от времени деньги в качестве утешения за его подлость. Это было эффективным лекарством: Рабер, подобно монаху времен Ренессанса, любил вкусно поесть. Он позволял себе обильпые трапезы. Мог обойтись без всего, говорил он, кроме как без жратвы. Рабер объяснял это чрезмерное обжорство детством, проведенным Вч нищете, и это оправдывало его в соответствии с общепринятыми моральными канонами.
Ритуал начинался со звонка на Центральный почтамт. Рабер занимался там сортировкой посылок. Его должность позволяла ему пользоваться телефоном. Условная фраза звучала так: «Нам необходимо знать твое мнение». Спустя несколько мгновений Рабер уже сидел в каком-нибудь ближайшем кафе. Надо было позвонить ему гуда второй раз и договориться о месте свидания. Вержа не нарушил церемониала и назначил встречу в конторе фрахтовщика, который осведомлял полицию о действиях крайне правых, и был страшно доволен, узнав, что «красный» занимается тем ate делом.
Рабер был в плохом настроении и тут же изложил Вержа причины.
— Два раза за неделю, — сказал он. — Они начнут подо
зревать. На меня и так уже косятся.
Пару дней назад его вызывали из отдела общей информации в связи с готовящейся'забастовкой.
— Но я — это совсем другое дело, — сказал Вержа. — По
личному вопросу.
Рабер был заинтригован и промолчал.
— У тебя были бы большие неприятности, если б твои
дружки узнали, что ты их закладываешь, — продолжил
Вержа.
Рабер вздрогнул.
С тобой мог бы даже произойти несчастный случай;
какой-нибудь болт может угодить тебе прямо в голову во
время манифестации, а?
Зачем вы мне все это говорите?
Он вдруг заволновался, тем более что у Вержа было выражение лица, словно он готовит веселую шутку.
— Потому что я попрошу тебя об одной большой услуге и
ты не сможешь мне отказать.
Рабер с тревогой ждал продолжения.
После нападений на почтовые отделения, — сказал Вер
жа, —
миссариатом. Это не такая уж роскошь. Нигде я не видел
такого легкомыслия, как у администрации. Все вели себя так,
словно никому в голову не могла прийти мысль, что через
почту проходят миллионы. Например, в те вечера, когда по
ступает выручка со всего департамента. Я правильно го
ворю?
Да, — ответил Рабер, отнюдь не успокоенный.
107
Имея эту сигпальпую систему, департаментский дирек
тор и все кассиры спят с открытым ртом и спокойной сове
стью. Но зря, потому что есть ты, Люсьен Рабер.
Я?
Да, ты. В следующий вторник в восемь часов ты заме
нишь один из проводов в сигнальной системе. Он обернут
резиной. Ты снимешь кусок и заменишь другим, состоящим
минь из резиновой оболочки. Никто ничего не увидит. И ни
кто ничего не услышит, когда придут наши друзья. Ясно?
Рабер отчаянно закрутил головой.
Вы нездоровы, комиссар? — спросил он.
Они заберут все деньги, по-моему, миллиард. Я могу те
бе сказать с точностью до одного человека, сколько будет
служащих, где опи будут, какова их, к слову говоря, доволь
но слабая способность оказать сопротивление. Я изучаю этот
попрос с того самого дня, когда мне поручили предотвратить
подобное нападение. Это я разработал систему. Поверь мне,
она эффективна, если не знать ее до мельчайших деталей.
Потом ты незаметно поставить, провод на место. Понятно?
Рабер ничего не ответил.
Вы рехнулись, комиссар, — повторил он.
Ни в коей мере. Скоро ты поймешь, что я не могу по
ступить по-другому.
Ои добавил мягко:
И что, если ты будешь хорохориться, я не откажу себе
в удовольствии раскрыть твое имя, как одного из самых цен
ных помощников полиции. До самой смерти ты будешь хо
дить в доносчиках. Обычно в профсоюзах считают, что это
самая большая подлость на свете, и они правы. Всюду, где
ты появишься, к тебе будут относиться, как ты того заслу
живаешь: как к куче отбросов. — Он улыбнулся. — А если