Искатель. 1980. Выпуск №1
Шрифт:
Было время, другим был Северный океан, — размышлял
вслух Олонгоев, — и льдов не было летом, и киты водились.
Такого красавца теперь на всей планете не найти. Самый боль
шой из гренландских китов почти вдвое меньше.
Как ты нашел его?
Песцы дорожку показали Весной все следы шли в одном
направлении. Много следов. Что такое, думаю, Пошел по сле
дам. Вот и набрел. Сначала думал, мамонт. Потом смотрю:
не похоже.
Что же песцы добычу учуяли?
Очень им китовое мясо по нраву пришлось. Даже меня
перестали бояться. В воздух выстрелишь для острастки — раз
бегутся. Пришлось прожектор поставить с красным стеклом.
Ну и забавно они на него лаяли, почти как собаки. Соберутся
45
кругом, злые, шерсть дыбом, а подойти боятся. Так и уцелел кит. Теперь можно узнать, чем он питался здесь пять тысяч лет назад. И как жил. И где успел поплавать за свою долгую жизнь. Теперешние киты живут на севере и на юге, в Антарктике. И в гости друг к другу не плавают. А раньше? Вот ведь вопрос. Совсем мало знаем...
Недалеко от нас тянулась цепь озер. По их берегам торчали стволы лиственниц. В широких заболоченных котловинах, где ископаемый лед выступает над урезом воды, лиственницы ростом не больше человеческого. Я срезал одну из этих страдалиц: ствол насчитывал больше ста годичных колец.
Сверху, с эля, хорошо все видно: окрест мерцают бледные лики озер, над ними возвышаются округлые безлесные вершины горных кряжей.
Вечерами, когда работа кончалась и я чувствовал приятную ломоту в теле, меня тянуло в город, к людям. Олонгоев предоставлял мне полную свободу. От поездок он отказывался:
— Поезжай, я здесь, у чувала, посижу, трубку покурю.
Я брал эль и через пятнадцать минут был в Черском или в Алазейске. Полет над сияющей снегами равниной освежал и оставлял ь памяти ощущение девственного простора, неподвластного еще человеку.
Там, в Алазейске, я встретил Силлиэмэ, девушку с монгольским лицом, в унтах, русском платке и белой оленьей накидке. Во Дворце книги, где она работала, было пустовато. Она отвела мне комнату, где я не то писал, не то дремал, не то читал. Так проходило два-три часа, потом я провожал ее домой и возвращался к Олонгоеву.
Кабинет Силлиэмэ тоже был уставлен книжными полками, среди них вились незнакомые мне лианы с алыми цветами. Она подолгу слушала мои рассказы о «Гондване», об океане и колдовала с газовой горелкой и прозрачным кофейником, похожим на колбу алхимика. Как-то она спросила:
Правда ли, что хотят взять у Солнца побольше света и
тепла?
Правда. Есть такой проект.
Это трудно, даже не верится... Разве мало того, что оно
дает сейчас?
Пока хватает. Только вот у вас здесь холодновато.
— Это не скоро будет.
– -Что — не скоро?
—- Солнечный туннель.
Туннель... а ведь зерно, и так можно назвать. Раньше от
водили воду из озер по
подумывают о том, чтобы от самого солнца свет к земле под
вести.
Только гуннель будет прозрачным, как из стекла. Его об
разуют частицы, атомные ядра. Все это я слышала много раз.
И читала. Извини, Глеб я тебя немного разыграла. Ведь я дав
но хочу поехать на эту стройку. Жду не дождусь, когда же это
начнется. Ведь интересно, да?..
У нее было много старинных книг.
На просторных деревянных полках разместились сотни томов, среди многоцветья прописей на их плотных корешках мелькали
46
слова-солнцецветы: «Корона Солнца», «Солнечные бури», «Лучи, дарующие жизнь». Все было о Солнце.
Зачем ей старые-престарые книги?
Позже я спросил ее об этом. Ответ был прост:
Мои предки называли себя людьми Кюн Эркен.
Кюн — Солнце! — догадался я и обрадовался догадке.
Угадал. Теперь угадай, что означает Эркен...
Эркен... Эркен... — повторил я, — нет, не знаю. Об этом ты
не говорила.
Ну и что же, — тихо воскликнула Силлиэмэ, — загадка так
проста.
Яркое! — твердо сказал я и в глазах ее прочел: «Да!»
Люди лучезарного солнца.
Расскажи о лучезарном солнце!
Ты знаешь о нем больше моего.
Теперь я не уверен в этом.
Хорошо, я расскажу, — вдруг согласилась она.
– — Я рас
скажу о людях с поводьями за спиной...
И это, по словам Силлиэмэ было еще одним поэтическим названием племени солнцепоклонников, легендарных кураканов, пришедших с юга. А поводья—это лучи, с помощью которых Солнце управляет ими. Их земли — Алтай, Саяны, Забайкалье, может быть, и другие — к югу от Алтая. Десять столетии назад пришли они на Север. Они принесли с собой свои предания, умение жить в ладу с природой. Сам их приход стал легендой. Кюнгэсэ — символическое изображение солнечного диска, железный кружок, пришитый к старинному таманскому костюму, который увидишь разве что в музее. И маленькие гравированные серебряные пластинки на серебряном же кольце напоминали о Солнце, о юге. Пространное и звучное слово илинкэлин-кэби-сэр (так они назывались) чем-то сродни «бисеру» и русскому «кольцу». Может быть, родина их была далеко на западе в просторных степях, недаром же Арал хорошо известен их сказителям под именем Араат. А имя одного из богов судьбы — Чынгыс Хаан — разве не говорит о реальной основе их мифов?..
Мне не казалось странным ее увлечение, граничащее с идолопоклонством. И я не спрашивал, почему она горячо и наивно одухотворяла Солнце — ни сейчас, ни позже, когда встретил ее далеко отсюда. У самого Тихого океана, где начинался невидимый туннель, ведущий к Солнцу.
...Как ни странно, я не видел настоящей северной весны. Говорят, она такая бурная, что застать ее не так просто. За считанные дни лес одевается светлой, свежей хвоей, над тундрой пролетает невиданное множество птиц: гуси, утки, лебеди, кулики, стерхи, чайки...