Искатель. 1985. Выпуск №4
Шрифт:
— Сам видел? — недоверчиво спросил князь.
— Нет. Берег у Шклова неприятели крепко стерегут и никого к нему не подпускают. Весть сию передал мне лишнянский батюшка Ларион. А мне надлежало…
— Батюшка Ларион? Что это за птица? — перебил его Меншиков.
— Он давний мой друг-товарищ, — вступил в разговор Голота. — Я уже не единожды получал от него важные вести. Знаю, что помогают ему и верные люди из его прихожан. Но никого из них не видел.
— Та-ак, — нараспев произнес Меншиков, переводя взгляд
Когда рыбак в сопровождении конвоиров покинул палатку, князь встал из-за стола, сердито засопел.
— Что скажете теперь? — спросил он, вперивая взгляд в драгунского офицера и Голоту.
— Я уже отправил три разъезда к Шклову, — спокойно ответил Голота. — А двум другим велел переправиться на тот берег Днепра и тоже искать переправу. Может, с вражьей стороны к ней подобраться будет легче.
— А ежели не сыщут? Тогда что? А если шведы все-таки у Орши? Что говорят твои драгуны? — повернулся Александр Данилович к полковнику.
Тот переступил с ноги на ногу, опустил голову.
— Мои разведчики не смогли достичь места, что указал шляхтич. На всех путях к Орше полно шведской кавалерии. Крепко бережет генерал свою переправу.
— А ежели не переправу, а место, где ему выгоднее нас видеть? — прищурился князь. — Может, генерал специально заманивает нас к Орше, дабы мы не мешали ему под Шкловом или Копысью?
— Но, ваше сиятельство, шляхтич собственными глазами… — обиженно начал полковник, но Меншиков оборвал его:
— В том и беда наша, что мы покуда верим чужим глазам и языкам. Потому и не знаем, кто говорит правду: шляхтич-униат или рыбак. А я хочу не гадать, а доподлинно знать, где сейчас корпус Левенгаупта и что неприятели замышляют. Слышите, доподлинно и как можно скорее.
Александр Данилович опустился на стул, зябко повел плечами.
— Посылайте кого и куда хотите, скачите хоть сами, но шведов и их переправу надобно обнаружить. А пока велю остановить все войска и сделать большой привал.
Дверь шинка распахнулась, в ее проеме появился есаул Недоля, за ним четверо сердюков. Сразу позабыв о шведских обозниках, которым до этого прислуживал, хозяин поспешил навстречу новым гостям. Есаул уже стоял посреди избы. Все сердюки с мушкетами в руках остались у порога.
— Пан есаул, какая честь… Что угодно вашей ясновельможности? — низко кланяясь, заговорил хозяин.
Не удостоив его взглядом, есаул протянул руку.
— Грамоту… Мигом, — тихим, бесцветным голосом произнес он.
У шинкаря от страха отвисла челюсть и перехватило дыхание, на затылке зашевелились последние волосы. Откуда есаул знает о грамоте? Неужто схваченный казак все рассказал?
— Сейчас, ваша ясновельможность, сейчас… — плохо
Выбивая зубами дрожь, шинкарь метнулся к печке, достал грамоту, с заискивающей улыбкой отдал Недоле.
— Давно ждал вашу ясновельможность. Знал, что изволите прийти.
Все так же глядя мимо хозяина, есаул взял грамоту, сорвал с нее печати. Развернул. Его глаза быстро заскользили по пергаменту, брови нахмурились, на щеках вспыхнул румянец. Прочитав, он опустил руку со свитком, прикрыл глаза.
«…а потому, друже, позабудем в сию суровую и смутную годину личные счеты и обиды. Приглушим в душах праведный гнев, станем думать лишь о неньке-Украйне и свято служить ей. Вспомним великое дело славного гетмана Хмеля и не дадим повернуть его вспять».
Есаул свернул грамоту, сунул ее за свой широкий пояс. Присел на ближайшую скамью.
— Может, горилки желаете, ваша ясновельможность? — прозвучал голос шинкаря.
— Сгинь с глаз…
Сидя в жарко натопленной избе в окружении запорожцев, священник сдавал карты. Вошедший с улицы сердюк наклонился к его уху:
— Отче, тебя кличет молодая паненка.
— Кто? — спросил поп, едва не поперхнувшись от удивления.
— Родичка полковника Тетери. Без малого лошадь не загнала, покуда скакала до вас. Кабы не наказ полковника беречь ее и ни в чем не отказывать, ни за что не пустился бы с такой нетерпеливой в путь.
Священник бросил на стол карты.
— Панове, вынужден оставить вас. Неотложные дела, — проговорил он, вставая из-за стола.
Панночка поджидала священника у его телеги. Рядом храпел ее взмыленный конь.
— Зачем пожаловала, дочь моя? — спросил поп.
— Хочу помолиться о душах убиенных родителей.
Панночка была среднего роста, с небольшой, гордо посаженной головой. Тяжелая русая коса спадала до пояса. Под длинными черными бровями тревожным блеском сверкали глаза. В облике девушки и всей ее стройной, легкой фигурке было столько свежести, что священник почти физически ощутил лежащее на его плечах бремя прожитых лет.
— Зачем явилась сама? Разве не могла прислать Остапа? — зашептал он, не выпуская из виду прискакавших с панночкой сердюков, расположившихся невдалеке от поповской телеги.
— Не могла, его курень уже на том берегу. А дело спешное, не ждет ни часу.
— Говори.
— Шведы второй день как переправляются у Шклова. А к россиянам подослали шляхтича Яблонского, дабы направить их в другую сторону.
— Знаю о том. Сам предупредил о месте переправы отца Лариона, при мне он отправил верного человека к казакам Зловивитра. А на следующее утро привез ко мне полусотник Цыбуля отпевать царских казаков и своих сердюков. Мыслю, что сгинуло с теми покойниками и наше послание.