Искатель. 1985. Выпуск №4
Шрифт:
— А что доносят твои разведчики?
— Ничего, — виновато опустил глаза Меншиков. — Из-под Шилова ни с чем вернулись три партии. Шведы стерегут подступы к нему так же, как к Орше. Половину разведчиков перебили да ранили, остальным едва из засад да болот удалось вырваться.
— Значит, до сей поры пребываем в неведении? — раздул ноздри царь. — Что ж, тогда сам бог велел нам послушать сердюка. — Петр набросил на плечи простой офицерский плащ, скатал в трубку и сунул в карман карту. — Собирайся-ка, Алексашка, в гости к Голоте.
Сидевший в своем шатре полковник при появлении царя и Меншикова встал, указал им на длинную
— Продолжай, полковник.
— Что велел передать мне есаул? — возвратился к прерванному разговору Голота.
— Два дня назад шведы наладили переправу у Шклова. Без малого все войска и большая часть обоза уже на левом берегу. К завтрашнему полудню генерал собирается отправить на сей берег последних кирасир, чго пока дурачат царских солдат у Орши и Копыси.
— Откуда знаешь все? — отрывисто спросил Петр, с неприязнью глядя на парчовый жупан сердюка, его дорогие саблю и кинжал, на торчащие из-за пояса инкрустированные слоновой костью рукояти пистолетов. — Сам Левенгаупт тебе об этом докладывал, что ли?
Цыбуля медленно повернул голову в сторону царя. С пренебрежением скользнул взглядом по его мокрому плащу, заляпанным грязью грубым ботфортам, видневшейся из-под плаща обычной армейской шпаге. Не удостоив Петра ответом, лениво отвернулся и снова почтительно замер перед Голотой.
— Ответствуй, полусотник, перед тобой сам государь Петр Алексеевич, — поспешил вмешаться в разговор полковник, видя, что у царя от гнева стали округляться глаза и мелко задрожала в руке снятая с головы треуголка.
В глазах Цыбули мелькнуло смятение, косматые брови полезли вверх. Он поспешно сорвал с головы шапку, ударил себя кулаком в грудь.
— Государь, не признал… Впервой довелось лицезреть твою царскую особу…
— Ладно, казак, не кайся, не в чем, — усмехнулся Петр. Прошел к столу, за которым сидел Голота, развернул принесенную с собой карту. — Сможешь ли показать место шведской переправы?
— Смогу. — Цыбуля подошел к карте, ткнул в нее пальцем. — Переправа ось туточки, у излучины, где течение послабше. Верховые идут налегке вплавь, а пешие и обоз по наплавным мостам. Старшой на переправе полковник Розен.
— Сколько людей у генерала и велик ли обоз? — поинтересовался Петр.
— Солдат, пеших и конных, шестнадцать тысяч при семнадцати гарматах. А обозных возов без малого восемь тысяч.
Трубка, которую Петр подносил ко рту, неподвижно замерла в его руке. Он рывком поднял голову, с нескрываемым изумлением посмотрел на Цыбулю.
— Сколько? Повтори еще раз.
— Шестнадцать тысяч солдат при семнадцати гарматах. О том я не раз слышал от полковника Тетери. Это число велел передать батьке Голоте и пан есаул Недоля.
— Хорошо, казак, хорошо. Верю… А куда генерал собирается двинуться от Шклова?
— Не ведаю, государь. Сокрыто сие ото всех в тайне. Может, пан есаул разузнает про это позже.
— Есаул больше ничего не велел передать? — спросил Го-лота.
— Полковник Розен, правая рука генерала Левенгаупта, разговаривал с ним с глазу на глаз. Имел интерес, есть ли промеж сердюков такие, что видели государя в лицо. Как уразумел пан есаул, полковник замышляет переодеть их в форму простых полковых казаков и со злым умыслом на государя
15
Переметчик — перебежчик.
— Спасибо за службу, казак, — весело сказал Петр, хлопая Цыбулю по плечу. — Рад буду иметь такого молодца в своем войске. Думаю, что полковник Голота не поскупится отдать под начало столь бравого казака лучшую сотню своих хлопцев. А, полковник?
— Не поскуплюсь, государь, — сдержанно ответил Голота. — Пусть только смоет поначалу с себя ту кровь и грязь, которыми запятнал казачью честь службой у неприятеля.
— Смою, батько, — твердо сказал Цыбуля, кладя руку на эфес сабли и глядя в глаза Голоте. — Расквитаюсь с ними за все и сполна. А сейчас дозволь вернуться до пана есаула. Дюже чекает он меня.
— Возвращайся, казаче. А Недоле передай, что не дождусь обнять его, как батько сына…
Когда за полотнищем шатра затих топот коня ускакавшего полусотника, Меншиков задумчиво почесал переносицу.
— Мин херц, а не зря мы отпустили этого сердюка? — с сомнением спросил он.
По лицу Голоты пробежала нервная дрожь, в глазах вспыхнул и тотчас погас злой огонек. Он без слов достал из-за пояса и протянул Меншикову небольшую грамоту. Князь развернул ее, с интересом поднес к глазам.
— «Батько, прости. Знай, что я с тобой и честно исполню свой долг перед Украиной. Твой Иван Недоля», — медленно прочитал он вслух и непонимающе уставился на Голоту.
Тот взял из рук Меншикова грамоту, свернул ее, снова сунул за пояс.
— Ее доставил полусотник от есаула, что вместе с полковником Тетерей командует мятежными сердюками у Левенгаупта, — пояснил он. — А раньше этот есаул был моим сотником, вернейшим и отчаяннейшим. Потом… — Голота запнулся, опустил глаза, — когда меня погнали в Сибирь, он ушел поначалу на Сечь, затем очутился у Мазепы, а теперь у шведов. Несколько дней назад я отправил ему грамоту, в которой кликал к себе. И вот его ответ — полусотник с письмом и нужными нам вестями.
— А если твой бывший сотник за это время превратился во врага России? — не отставал от Голоты Меншиков. — Такого же верного шведам, как раньше тебе? Тогда что?
Отвернувшись от князя, полковник обратился к царю, с трубкой в зубах слушавшему каждое их слово.
— Государь, я доверяю Недоле, как самому себе. И потому не он, а я говорю тебе: шведская переправа у Шилова.
— Полковник, кабы я усомнился в честности есаула — не скакал бы его гонец обратно, — ответил Петр. — И давайте раз и навсегда покончим с этим делом. Алексашка, прикажи отпустить на волю рыбака и достойно отблагодарить его. А шляхтича вели вздернуть. А сейчас разговор о главном, — жестко сказал царь, опираясь о стол обеими руками и глядя поочередно на Меншикова и Голоту. — Гонялись мы за восемью тысячами шведов, а напоролись на шестнадцать. Собирались бить Левенгаупта, а теперь впору самим ему спину показывать. Так давайте решим, как поступить в нашем случае. Твое слово, Алексашка, — обратился он к Меншикову.