Искатель. 2001. Выпуск №11
Шрифт:
Из него вытекает только одно - проверку материала надо продолжить.
Я попытался размышлять. Какая информация прибавилась? У Поскокцева есть любовница. Ну и что? Разве это имеет отношение к полтергейсту? Много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Следователю прокуратуры удобно размышлять, он в кабинете сидит; место работы оперативника - многомиллионный город. Мы размышляем на ходу.
Поскольку я был на ходу - ехал в РУВД, - то мои мысли приняли другое направление. Кому нужно, чтобы я разобрался с этим полтергейстом? Государству? Оно с Чечней разобраться
Но есть человек, которого касаются и доллары, и любовница. Жена Поскокцева. Так пусть она мне поможет…
Я вновь подождал Антонину Михайловну. Она вышла и, узнав мою машину, приблизилась с заметной неохотой. Ага, значит, и ей мой розыск не нужен. Сев рядом, она опередила мои вопросы:
– Яша квартиру купил.
– И какую?
– Ту, которую наметил. Трехкомнатную, в центре.
– Уже переехали?
– Нет, но деньги отданы и сделка оформлена.
Опять сомнения. Чего после драки махать кулаками? Но ведь розыск и расследование - это и есть махание руками после драки. Я уже приучил себя доделывать все до конца; вернее, приучил себя делать то, что кажется бессмысленным. Сколько раз бессмыслица оборачивалась веским доказательством!
– Антонина Михайловна, вы должны мне помочь.
– В чем?
– В доведении дела до конца.
– Мы же скоро переедем…
– Ученый энергоэколог предупредил, что полтергейст может переехать вместе с вами.
– Каким же образом?
– Видимо, в мебели или в посуде.
– Господи, хуже тараканов.
Я опять ехал с ней на Вербную, потихоньку незаметно изучая ее профиль. Казалось бы, женщина избавляется от дурацкого наваждения, переезжает, а в лице ни радости, ни облегчения. Щека - та, которая ко мне, - стянута сухой заботой. По-моему, она похудела еще больше и еще сильнее заострились ее скулы. Поскокцева спросила, глуховато и неуверенно:
– Чем же я могу помочь?
– Антонина Михайловна, мне надо узнать, что происходит в квартире, когда вас нет дома.
– Меня… одной?
– Обоих, - соврал я, хотя меня интересовало, что происходит в квартире, когда дома один Поскокцев.
– Что я должна сделать?
– Полка на кухне, откуда летела посуда… Спрятать там вот эту штуку.
Я показал ей портативный диктофон с флеш-памятью и приставкой, способный записывать звук в течение пятнадцати часов.
Она глянула на нее с сомнением:
– Надо посоветоваться с Яшей.
– Ни в коем случае!
– Почему?
Как ей объяснить, не упоминая Камиллы? Как объяснить, что официальную прослушку мне никто не разрешит? Как объяснить, что все это делается в ее же интересах?
– Антонина Михайловна, полтергейст не любит коллективных мероприятий. Он предпочитает тайны. Может возненавидеть человека и вредить ему…
– Меня-то он и ненавидит.
– Верно. Поэтому подслушивание с вашей стороны он найдет естественным. А если муж, то полтергейст обидится и швырнет магнитофон на пол. Потом мы Якову все расскажем.
Как
– Поставьте на край полки и замаскируйте посудой.
Поразмышляв, я решил обратиться к женской интуиции: уж если оперативник чует неладное с ее мужем, то неужели ей сердце ничего не подсказывает? А если подсказывает, то женщина должна быть моим союзником.
– Антонина Михайловна, дайте мне слово, что ничего не скажете мужу.
– Хорошо, - пообещала она - не словом, а, скорее, твердой улыбкой.
У следователя прокуратуры Рябинина я не был с месяц. Он по этому поводу выразил нечленораздельное удивление: мол, разве не о чем поговорить? Волосы лохматы, очки большие, вид усталый… В кабинетике накурено, на столе две чашки с остатками кофе.
– Сергей Георгиевич, были гости?
– Журналистка.
Он достал из шкафа чистую чашку для меня. Пожалуй, Рябинин единственный в прокуратуре, кто позволял себе распивать кофе в кабинете, что прокурором района считалось признаком безделья.
Я предположил:
– Поругались?
– А как же? Журналистка специализируется на криминальной тематике и пишет: «Цель наказания - помочь преступнику». Значит, мы тут вроде воспитателей.
– А в чем цель наказания, Сергей Георгиевич?
– Цель наказания, прежде всего, в защите общества от преступников.
Мы долго костили журналистов за поверхностность, за кровавые репортажи, за трогательное отношение к преступникам и за пренебрежение к потерпевшим, за жажду сенсаций. Потом перешли на своих коллег - оперативников-следователей, которым досталось не меньше, чем журналистам. Злословили? Нет, встретились единомышленники, хотя одному было пятьдесят, а второму меньше тридцати. Рябинин рассказал про следователя, который убийство не сумел отличить от инсценировки; я поделился впечатлением от выступления по телевидению начальника РУВД. Сергей Георгиевич оживился:
– Боря, а знаешь, почему рассказы следователя кажутся сухими и неинтересными? Потому что следователи умалчивают о своих поисках и заблуждениях. Мол, бандита вычислили и приземлили.
– Я не умалчиваю.
Разговор сам давался в руки. Впрочем, ради него и пришел. Я изложил в подробностях дело, которым занимался: про синяк у женщины, про полет кастрюли, про покупку другой квартиры, про Кому-Камиллу. Но Рябинина детали почему-то не заинтересовали. Налив по второй чашке кофе, он усмехнулся довольно-таки ядовито:
– Ты сам-то веришь в эти полтергейсты?
– Верю фактам.
– Нет, Боря, ты веришь не фактам, а моде. Почему, чем выше образование, тем больше дури? Зональный прокурор, весивший девяносто пять килограммов, искренне верил, что габариты не от еды, а оттого, что он голодал в одной из своих прежних жизней. Кстати, один насильник вкупе с адвокатом тоже сослался на свою предыдущую жизнь на востоке, когда у него был гарем, - дескать, привык иметь много женщин. И ведь оба с высшим образованием. А знакомый доктор наук, профессор, отправился путешествовать. Думаешь, почему?