Искатель. 2004. Выпуск №10
Шрифт:
– Местный врач визуально определил, что скончался от алкоголя…
– Значит, не ехать?
– Поговаривают, что отравлен…
– Значит, ехать?
– Уже похоронен.
– Не ехать?
– Отравлен-то там, во Фруктовом…
– Ага, все-таки ехать, - заключил я.
«Ехать - не ехать» сводилось к одному: даст ли машину? До Фруктового километров восемьдесят.
Мне хотелось спросить: с каких это пор мы обращаем внимание на такие корявые анонимки? В конце концов, ее может проверить следователь районной прокуратуры
– Сергей, там жену подозревают.
– Врач-то вникал?
– Да, остановка сердца, телесных повреждений нет.
– Тогда чего беспокоиться?
– Сергей, сельская местность. Слухи расползаются: мол, убили - и все шито-крыто. Мол, прокуратура дремлет. Эти слухи надо пресечь.
– Как, Филипп Иваныч?
– Следственным путем.
– То есть?
– Эксгумацией.
2
Несведущим поясню: эксгумация - это извлечение покойного из могилы для исследования трупа. Звучит просто, а нервотрепки…
Ранним утром я сел на телефон. Сперва договорился с начальником тамошнего РУВД о транспорте - везти гроб с покойным в морг областной больницы для вскрытия. Потом отыскал судмедэксперта. Затем участкового, который должен обеспечить землекопов разрыть могилу, достать труп и погрузить: не каждый рабочий согласится, поскольку дело отвратное. Не поврежден ли гроб и не потребуется ли новый? Криминалист нужен, чтобы снять на пленку, двое понятых…
В десять часов я выехал на машине следственного отдела, а в одиннадцать тридцать был уже в поселке Фруктовый. И сперва направился к старенькому дому под свежим шифером. С крыльца шарахнула крутая матерщина, которая в женском исполнении звучит еще противнее.
– Кого вы так, Валентина Васильевна?
– Кошку, - без тени смущения объяснила она.
– Даже для кошки грубо.
– А у меня работа такая.
– Продавщица?
– Я железными крючьями катаю бревна на лесопилке.
Причину для мата я счел уважительной: женщина, бревна, крючья. Правда, она и женщиной была особого кроя: плечистая, скуластая, какая-то дубленая. Если она так с кошкой, то какой же была с мужем?
– А вы из прокуратуры?
– догадалась она.
– Из нее.
– Зайдёте?
– Завтра или на днях. Валентина Васильевна, вы не возражаете, если мы раскопаем могилу вашего мужа?
– А зачем?
– Глянуть причину смерти.
– Врач же сказал - опился.
– Проверим. Вы хотите присутствовать при извлечении гроба?
– Еще чего!
– Тогда до свидания. Я к вам еще приду.
Из глубин дома кошка мне ответила чем-то средним между урчаньем и писком - видимо, кошечьим матом…
Ровно в полдень сборная бригада была на месте. Кругом свежие могилы, поэтому скамеек еще не вкопали, а мне составлять протокол - не в машине же. Участковый приволок какую-то чурку.
Я кивнул.
Рабочий, почему-то один, выломал крест и начал рыть. Дело долгое. Глубина, наверное, метра два с лишком. Народу было много, но мы не разговаривали. Сельское кладбище самое тихое место на земле. Даже лопата не звякала, потому что земля оказалась сухой и легкой. Нет, молчали мы не потому, что попали в самое тихое место на земле… Каждый знал, что сейчас увидит: тело, тронутое гниением. Тронутое вечностью.
– Земля как просеяна, - сказал рабочий.
– Ну и хорошо ему, - буркнул участковый.
– Кому?
– Который там. Говорят, пусть земля будет пухом.
Рабочий ушел в глубину уже по плечи. Запаха пока не проступало. Стажером я на трупы выезжал, но на свежие - гнилушек не попадалось. Впрочем, Висячин лежит только чуть больше недели.
От нечего делать я разглядывал кладбище. Бедность, с городским не сравнить. Не кладбище, а погост. Только край последних захоронений выделялся редкими каменными крестами да обелисками. Кладбище без грусти - что похороны без слез.
Люди хорохорятся… Заколачивают деньгу, делают карьеру, пьют, преступают закон… Осознают ли, что их последняя дорога ведет сюда?
– Крышка, - сообщил землекоп.
Я разгладил ладонью бланк протокола, так сказать, приготовился. Участковый сгреб веревки. Криминалист нацелился видиком на яму. Лишь судмедэксперт, полная женщина, стояла спокойно: зачем она здесь - ведь труп придется вскрывать в морге? Понятые начали пятиться…
Рабочий счистил с верху гроба, оскреб бока и хотел ломиком поддеть крышку…
– Да она не прибита, - удивился он.
– И лежит неплотно, - добавил участковый.
Землекоп ее сбросил. В гробу никого и ничего не было…
Немая, прямо-таки театральная сцена. Взгляды присутствующих с пустого гроба переметнулись на меня, как на организатора этой мистики. Мой же взгляд, в котором, видимо, зажглась требовательность, уперся в землекопа. Тот на него отозвался, вылез из могилы, подошел, и, обдав меня сивушным амбре, сообщил:
– Дериземля.
– Разве крепкая?
– Супесь. Дериземля.
– Супесь ведь рыхлая?
– Как манка. Дериземля.
– Тогда почему дериземля?
– повысил я голос.
– Моя фамилия Дериземля.
Бывают ли такие фамилии? И к чему ее сообщает? Одурел от сивухи? Но глаза чистые, держится прямо, да и землю не драл, а рыл споро. Он прав: у него, у первого я спрошу, как покойник выбрался на волю:
– Гражданин Дериземля, кто готовил могилу?
– Я.
– Один?
– И что… Земля как манка.
– А кто закапывал покойного?
– Тоже я.
– Где же он?
– вырвалось у меня.
– Это уже не я. Земля, что манка.
3