Искатель. 2011. Выпуск № 12

Амнуэль Павел Рафаэлович

Открыв дверь на балкон, Рина прошла вперед, за ней последовала Лея, Беркович вошел последним — для Марии, оставшейся в коридоре, места не хватило.

Коробка бесприютно стояла у стены. Мать и дочь молча смотрели, как старший инспектор вытаскивал старых кукол одну за другой, осматривал их и откладывал ближе к распростертой, будто ширококрылая птица, сушилке, на которой висели давно пересохшие рубашки, майки, шорты и лифчики. В коробке не оказалось ни одной приличной вещи, с которой хотелось бы поиграть — Беркович поймал себя на мысли, что искал именно это: игрушку, пусть старую, выброшенную за ненадобностью, но с которой хотелось бы поиграть ему лично, он в детстве не то чтобы недоиграл, игрушек

и у него было достаточно, но тогда он почему-то предпочитал простые деревяшки красивым металлическим машинам, из деревяшек можно было что-то смастерить самому, а машины только сломать, восстановлению они после этого не подлежали, их и в коробку складывать было бессмысленно — только выбрасывать, что мама делала не без сожаления, всякий раз пеняя сыну за то, что он опять испортил дорогую вещь, за которую отец выложил немалую сумму из своей не крезовской зарплаты. Пеняла, но все равно при очередном походе в магазин отец выкладывал сумму, истинной величины которой Боря-маленький еще не понимал, и покупал сыну красный пожарный автомобиль с многочисленными кнопочками, ручками и выдвижной лестницей.

Куклы, куклы… Тряпичные и пластиковые уродцы, одни в платьях, другие нагишом. Несколько платьев, трусиков и туфелек лежали на дне коробки. Молчаливые Барби, Кены, Джессики смотрели на него то ли укоризненно, то ли с надеждой — то ли стеснялись своего кукольного бесстыдства, то ли, наоборот, ожидали второго прихода в детскую жизнь — может, пришлый дядя опять наденет на их худые плечи эти тряпочки, и они оживут, и станут опять принцессами, Золушками, девушками на выданье?

Интересно. Ни кукольных шкафчиков, ни плите кукольной посудой, ни пуфиков… что еще полагалось иметь в спальне и на кухне порядочной девчачьей кукле?

Должно быть, вопрос этот, заданный самому себе, каким-то образом повис и в воздухе? Рина наклонилась, взяла из руки Берковича голую длинноногую безрукую Барби и сказала:

— Был еще мешок со всякой всячиной — шкафы, столики, посуда. Выбросили в прошлом месяце. Натан и выбросил.

Голос Рины дрогнул.

— Вам интересно это… — она помедлила, — девчачье царство?

Беркович смутился. Он такими же словами назвал про себя содержимое коробки, и ему стало неприятно, что думал он, оказывается, так же, как Рина, а Лея была с матерью не согласна и выражала свое несогласие тем, что отвернулась и разглядывала висевший на стене над сушилкой термометр, где жидкость, показывавшая температуру, ползла по стеклянной трубочке вдоль крепостной стены, изображавшей старый Иерусалим.

Беркович аккуратно сложил «девчачье царство» в коробку в том же порядке, в каком вынимал, поднялся с колен, отряхнул брюки от невидимой пыли или, возможно, от чего-то другого, присутствовавшего в воздухе, и сказал:

— В прошлый раз я был не очень внимателен.

Рина кивнула — ответ был не лучше любого другого. Лея сказала:

— Можно, я отнесу это вниз? Не хочу…

Голос ее замер, но Беркович понял, что имела в виду девочка.

— Пока не надо, — сказал он мягко. — Пусть…

Он тоже не закончил фразу. Лея его поняла и вышла в коридор, откуда сразу втиснулась на балкон Мария и озвучила мысль, которую Беркович не собирался произносить вслух:

— Думаете, инспектор, тот человек отыскал камень в коробке?

Как черную кошку в черной комнате, в которой отродясь не водилось черных кошек.

— Я ничего не думаю. — Беркович ограничился стандартной фразой, которую произносят полицейские, не желая отвечать на вопрос. — Просто собираю информацию.

Мария кивнула, давая понять, что стандартность фразы не отменяет необходимости понять ее так, как нужно, а не так, как хочется.

Есть ли связь между каменными кукольными болванками в ящике платяного шкафа и Фредди

Крюгером? Наверняка. Какая? Что общего между каменными уродцами и куклами в коробке?

— Прошу прощения за беспокойство, — сказал Беркович, выходя в коридор.

Рина молча посторонилась, а Мария не удержалась от саркастического замечания:

— С куклами играть, инспектор, у вас лучше получается, чем искать убийцу.

* * *

Марию он дожидался, сидя в автомобиле на стоянке. Он не знал, когда она выйдет и выйдет ли сегодня вообще — может, собралась провести у Альтерманов все дни до окончания шивы? Но в магазин за продуктами кто-то выйдет — и, скорее всего, Мария.

Подожду до четырех, решил Беркович, потом надо вернуться в управление, разобраться с делами, скопившимися за последние дни. Мелочь, рутина, но всякая бумажка и запись в компьютере требовали внимательного к себе отношения. А думать сейчас Беркович мог только об одном деле. Хутиэли был прав: подавляющая часть преступлений — бытовуха, и когда происходит что-то малопонятное, разобраться не то что трудно, порой невозможно. Не потому, что убивают в запертой комнате или так изощренно, что преступник не оставляет следов. Разобраться порой невозможно именно из-за того, что все лежит на поверхности. Свидетелей огромное количество, пятьдесят человек видели в минувшее воскресенье драку у кинотеатра «Самсон», пятьдесят человек дали показания о том, что некто Эли Барнеа упал на асфальт с ножом в груди. Почти пятьдесят человек почти одновременно вызвали «скорую», и в результате спасать беднягу через три минуты приехали шесть машин с разных подстанций. Не спасли. Но ни один из пятидесяти свидетелей не смог сказать, кто нанес Барнеа смертельный удар. Все видели всё, и никто не видел ничего. Рукоятка ножа рифленая, отпечатков, пригодных для опознания, нет. Молекулярный анализ показал, что нож побывал в руках по меньшей мере шести человек, и это ничего не значило. Нож был обычный, кухонный, компания перед тем, как отправиться в кино, проводила время на природе, жарили и ели шашлык, мясо резали тем самым ножом… Простое дело, подозреваемых масса, доказательств никаких.

Мария вышла из подъезда минут за десять до четырех. Она везла тележку на колесиках, шла, не поднимая головы, печальная и не замечавшая препятствий — споткнулась о невысокий бордюр и едва не упала. Беркович инстинктивно протянул руку, чтобы помочь Марии сохранить равновесие, и она, будто почувствовав, подняла взгляд.

Беркович вышел из машины и забрал тележку из рук Марии.

— Положу в багажник, хорошо? — сказал он. — На тротуаре она будет мешать прохожим.

Мария кивнула.

— Простите, что я так, — начал Беркович, возвращаясь на водительское место. — Садитесь и закройте, пожалуйста, дверцу.

— Поедем в полицию? — настороженным голосом осведомилась Мария. Она приготовилась к официальному допросу и говорила отчужденно, глядя не на Берковича, а прямо перед собой.

— Нет, — сказал Беркович. — Просто хотел с вами поговорить. Не для протокола. Если окажется нужно, оформить показания мы всегда успеем.

Слово «показания» резануло слух, он не хотел официальных слов, вырвалось.

— Извините, — сказал он и подумал, что слишком часто извиняться тоже не стоит.

— Я ничего не понимаю, — с тоской сказала Мария. — Я не о том, что вы называете закрытой комнатой. И не о камне. С этим вы разберетесь.

— О чем тогда? — мягко спросил Беркович, понимая, что сейчас может получить ответ на вопрос, который ему не пришло в голову задать.

— О Сергее! — выпалила Мария, будто хотела избавиться от звучания этого имени. Лицо женщины прояснилось, губы сложились в извиняющуюся улыбку: мол, простите, сказала лишнее, не должна была, но и молчать тоже не могла.