Искатель. 2013. Выпуск №8
Шрифт:
— Получите триста тысяч зеленых. Через три банка прошли. Абсолютная гарантия. Две фирмы сгорели для страховки.
Лобачев вдруг запнулся, понимая, что деловой доклад сейчас неуместен. Он мешает Панину ликовать, торжествовать. Мешает восторгаться видом тридцати пачек, в каждой из которых было по сто маленьких зеленоватых листочков бумаги.
— Прекрасно, Федор Дмитриевич! Спасибо тебе, дорогой. В старые времена тебе бы награду надо. Давай я тебя в звании повышу. Или хочешь именные часы?
— Служу России!
— Да!
— Их даже две. Павленко все еще не появился. Видно, классная ему баба попалась. И засечь его мои ребята не успели… Его бы еще на той даче заснять. Но нет ни телефона, ни адреса. Маша какая-то.
— Павленко никуда не убежит, — резко заметил Панин и продолжил, положив руку на кейс с деньгами: — Через три дня его жена прилетает. Завтра он будет в офисе как миленький. Одной Машей меньше, одной больше. Без разницы! Сколько у нас по нему амурных эпизодов? Шесть-семь?
— С фотками — пять. И еще с тремя интимные беседы. Да и по этой Маше запись есть: ты, мол, меня прикрой, а я у Маши на даче буду. И это сойдет до кучи.
— Но есть еще что-то? Что? — сухо произнес Панин, придвигая к себе кейс.
— С Липкиным плохо, Володя.
— Заболел, что ли? — пытаясь изобразить в голосе заинтересованность, произнес Панин и еще на несколько сантиметров машинально придвинул деньги к себе.
— Здоров. Вернее, как обычно, в легком актерском подпитии.
— Деньги ты ему передал? Под расписку?
— Это я все сделал. Но Липкин поплыл. Артист — это непредсказуемая порода. Это сплошная душа, честь и совесть.
— Да ты конкретно перескажи.
— Ну, мало денег, говорит! Десять тысяч баксов ему за один спектакль мало! Если совесть продать, говорит, то за половину всей суммы.
— Половину?! Он что, с дуба рухнул? — взорвался Панин.
— А то, говорит, пойду я к Павленко и повинюсь. Он, мол, меня поил-кормил. Хороший мужик, он простит и еще денег подкинет. Для него ведь эта информация очень важна. Вы ведь его так просто не оставите в покое, сообразительный, гад.
— Стоп, Федор! Где моя Елизавета?
— У себя. Со сводками работает. Там по Айрапетову интересные завязки получаются.
— Зови ее срочно. Потом с Айрапетовым решим! Все потом. Зови Лизу. С артистом надо срочно решать.
— Как?
— Решительно!
После прилета в Москву Савенков работал как заведенный. Он обзванивал своих друзей, объяснял, назначал встречи, убеждал, уговаривал, соблазнял.
Через три дня у него уже была работающая команда из четырех человек. Он был уверен в каждом. Он видел всех их в сложных ситуациях и знал кого пять, кого десять лет.
Павленко, как и обещал, щедро финансировал все работы,
На пятый день команда уже завозила мебель в трехкомнатную квартиру на первом этаже обычного дома. Это недалеко от метро «Беляево». Помещение было выведено из жилого фонда, что позволяло спокойно разместить в квартире офис будущей фирмы.
После солидного задатка и двухчасовых уговоров хозяин квартиры разрешил заселение до оформления документов.
Все эти дни у Савенкова «скворчонком стучали в виске» мысли о необходимости и неизбежности разговора с бывшим компаньоном Борисом Татариновым.
То, что они не будут работать вместе в новой фирме, Игорь понял еще на Кипре. Но нужен был решительный разговор.
Их связывало очень многое. Невозможно просто позвонить и сказать: «Больше мы вместе не работаем, дальше выкарабкивайся сам».
В конце концов, надо забрать из офиса свои вещи, некоторые документы, книги.
Игорь не собирался передавать Борису, свои связи и перспективные проекты.
Свои связи они и есть свои! Никуда не денутся и в любой момент могут пригодиться. А проекты — их пока можно притормозить, заморозить и, если будет такая возможность и необходимость, возобновить в новой фирме.
Если будет время.
Первый звонок из нового офиса Савенков сделал Борису Татаринову. Они договорились на восемь вечера.
Лобачев в общении с Елизаветой, женой Панина, чувствовал себя неуютно. Он побаивался ее. Вернее, никак не мог найти верный тон в разговорах с ней.
Эта очаровательная сорокалетняя женщина обладала мужской логикой, строгим характером, расчетливостью, упорством и упрямством…
Она совершенно не реагировала на комплименты, игривые разговоры!
Вернее, реагировала — смотрела на тебя как на клоуна. Про себя Лобачев называл ее «синим чулком» или «классной дамой». Но эти ее особенности были заметны лишь при обычном, бытовом общении. В делах она была сотоварищ, партнер, совершенно равноправный компаньон.
Они расположились в кабинете и минуту помолчали. Начальника среди них не было. Так договорились — полное равноправие и единогласие в решениях. Но Панин был всегда как бы председательствующим. Он начал спокойно:
— Ты в курсе, Елизавета?
— Да, Федор Дмитриевич мне подробно рассказал.
— Итак, возможные варианты действий: доплатить Артисту в разумных пределах, нейтрализовать его физически или оставить все как есть, прекратив с ним контакты. Что он знает о нас? Федор, давай восстановим картину.
— Познакомил нас Геннадий, телефонист. Оба знают меня как Николая Николаевича. Правда, Геннадий видел меня без грима, а для Липкина я усы клеил, родинку, очки темные.
— Да, мы видели твой маскарад. Описать тебя трудно, но при встрече Артист может узнать.