ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №1
Шрифт:
Хотя, конечно, без кредитов далеко не уедешь, — добавил
он с опаской/
Другими словами: вы ищете здесь кредиты, — подытожила
Ковалева. — Вы шутник! Разве не читали объявление у входа
в бар? Мне самой впору доставать кредиты.
Деттмар притворно улыбнулся. Получив отказ, он не обиделся.
— Собственно, я не очень рассчитывал, что вы вступите в де
ло, — сказал он. — Я хотел лишь посоветоваться с вами.
Ковалева заинтересовалась.
— Как вы считаете,
Фридемаиу?
Мне он в этом способствовал, — с ударением произнесла
Ковалева. — Но я имела нужные гарантии.
Таковые имею и я, — заверил Деттмар.
Тогда, очевидно, вы получите кредиты, — сказала Ковалова
и засмеялась. — Но ведь под эти гарантии он вас уже кредито
вал, — добавила она злорадно.
Вы знаете?.. Однажды он мне помог.,,
71
Какой же суммой?
Пятьсот тысяч.
В шиллингах?
А вы думаете, в долларах? — грубо спросил он.
Ковалева закрыла глаза. Она заметила, как занервничал ее
посетитель. Что-то с ним стряслось неладное. Жирное лицо Детт-мара вспыхнуло.
— Вы могли бы замолвить за меня словечко?
— Обратитесь к нему сами. У него сегодня будут гости. По
дите туда и поговорите.
Деттмар поднялся с кресла.
В случае отказа мне остается только объявить о своем
банкротстве,-— сказал он глухо и повернулся к двери.
Желаю хорошо повеселиться.
Последнее напутствие Деттмар не слышал. Переполненный чувством гневного разочарования, он шел ощупью по узкому коридору. Уже стемнело. На Менгерштрассе он на мгновение остановился в нерешительности у своей машины, затем тихо выругался и зашагал на улицу Леопольда, где на углу находился ресторан. Он вошел в зал и заказал какой-то пустяк. Но когда ему принесли еду, он вдруг почувствовал, что аппетит пропал.
«Неужели мне конец? — подумал он в отчаянии. — Новый кредит Фридемана мог бы спасти меня. Ковалева не захотела замолвить слово, так, может быть, Фазольд? Год назад я ему заказал рекламные проспекты для нашего общества, а с Фриде-маном он дружен». — Он кивнул официантке.
— Телефон рядом с туалетом, — любезно ответила она.
Окрыленный новой надеждой, Деттмар отправился звонить Фазольду.
* * *
Все более распаляясь, они горланили во всю глотку. Звуки цитры едва были слышны, можно было только видеть, как музыкант с застывшей улыбкой теребил струны. За сотню чаевых шиллингов он мог сыграть все, что угодно, хотя лично ему подобный репертуар радости не доставлял. Они вели себя не только развязно, но прямо-таки нагло, эти. туристы из Западной Германии.
На скамье, рядом с дверью, сидел пожилой мужчина, широкоплечий и тучный, с мешками под глазами. Он пытался сдержаться, но в конце концов, обращаясь к тщедушной, бледной жене, сказал:
Нравится тебе, как они себя ведут?
Она пожала плечами.
Что же поделаешь? Позвать полицию?
Для вмешательства нет оснований, — сказал Макс Шель-
баум,
лают то, что обычно делают в винных погребках. Они никого
не оскорбляют и не нарушают порядка.
Но они провоцируют.
Это надо еще доказать, — сказал обер-комиссар. — Самое
лучшее, если мы сейчас уйдем.
72
Он расплатился. Путь до остановки городской железной дороги Шельбаум прошел молча.
Ты опять, Макс, думаешь об этом. Почему ты мучаешь
себя? Время прошло. Ты должен забыть.
Как можно это забыть, Софи? — спросил он с упреком. —
Они все еще здесь. Однажды они начнут все сначала.
Она пожала его руку и ничего не ответила. Ничто не могло освободить его от воспоминаний прошлого. Его отец имел торговый дом на Валленштайнштрассе, но сын не захотел продолжать его дело. В Инсбруке он изучал юриспруденцию, в Лаузан-не — криминалистику. Перед ним открылась блестящая карьера, когда он был назначен в статистический отдел Международной криминальной комиссии. Но однажды все рухнуло. Когда гитлеровский рейх оккупировал Австрию, Макс Шельбаум должен был уйти из комиссии.
Один ревизор по отчетности принял его на работу в свое бюро, где он служил, пока за год до окончания войны его не отправили в исправительно-трудовой лагерь. Там его использовали сначала на дорожных работах, а позднее на расчистке городских завалов после воздушных налетов на Вену. Концлагерь миновал его...
Они стояли на остановке и ждали поезда.
— Ты вновь смог начать после войны, — сказала жена. — Другие этого не смогли.
Софи права. Другие не смогли, потому что были мертвы. Конечно, ему повезло. И прежде всего в том, что его первая жена с началом войны ушла от него. На нее он не в обиде. Испытание для нее оказалось просто не по силам. Он сам был удивлен, как мало для него это значило. Миновала нацистская чума, и его вновь восстановили в полиции, но уже не там, где командовал действительный надворный советник. Международная криминальная комиссия была вновь создана в Париже год спустя после войны, а советник с приходом Красной Армии пустил себе пулю в лоб. Шельбаум должен был начать все сначала в полицейском комиссариате второго округа. Из-за этого округа он позднее попал под подозрение, поскольку этот район относился к советской зоне оккупации. Лишь спустя десять лет его перевели в полицейскую дирекцию, но дальше должности обер-комиссара не пускали. Да и эту должность он занял лишь два года назад.
Подошел поезд. Шельбаум с женой вошли в последний вагон. Софи была вдовой слесаря, расстрелянного военщиной во время февральского восстания 1934 года *. Шельбаум никогда не сожалел о своей женитьбе. Все то, чего он так мало имел в своей жиз,ни — поддержку и человеческое тепло, — он нашел в браке. Благодаря Софи он познакомился с людьми другого класса, о людьми, которые до этого были ему чужды. Он не стал коммунистом, как ее расстрелянный муж, но он интересовался идея-
• В феврале 1934 года рабочие Вены, Линца и ряда других городов выступили против фашистов, которые в это время начали открытыП разгром левых организаций. После трех дней боев сопротивление рабочих было подавлено. Восставшие не были поддержаны всеобщей забастовкой и потерпели поражение.