Искатели алмазов
Шрифт:
Александр улыбнулся смущенно.
— Что теперь сердиться?..
Он вдруг вспомнил про исписанную тряпку, которую подобрал у себя в палатке, подал ее Великанову.
— Это обронил Павлов. Тут что-то написано не по-русски. Может, вы поймете?
— Ну-ка, ну-ка, любопытно-с.
Владимир Иванович разгладил тряпку на столе, ближе придвинул свечу.
— Ого, написано по-английски!
По мере того как он читал, брови его ползли вверх, выражая крайнюю степень удивления, потом они опустились, лицо сделалось мрачным, как-то сразу посерело и осунулось. Он кончил читать, долго сидел, опустив голову.
Александру очень хотелось узнать, что в записке, но он чувствовал: сейчас не следует
— Н-да-с, — академик поднял на Александра глаза, — поздно…
— Что, Владимир Иванович?
— Поздно, говорю, ругать себя за глупость. Да-с, именно за глупость, непроходимую, махровую глупость. Слушайте, я вам переведу. «Комиссару Иосифу Крамеру. Дорогой товарищ, отряд попал в засаду и перебит шайкой Павлова. Я ранен, меня спас якут Бекэ. Он повезет меня в Сунтар, но в тайге бандиты — могу и не добраться до места. То, что сообщу, лучше знать одному тебе, поэтому пишу по-английски. В 1899 году Бекэ нашел в тайге большой алмаз, который был продан на Парижской Всемирной выставке за 200 тысяч рублей. Спустя несколько лет приват-доцент Горного института Великанов предпринял попытку разыскать Бекэ и разведать место, где был найден алмаз. Я участвовал в этой экспедиции, но нас постигла неудача. Теперь случайно я нашел Бекэ. Он рассказал, что поднял алмаз на отмели в устье реки Иирэлях, притока Малой Ботуобии. Сам он живет выше устья Иирэляха, на берегу Малой Ботуобии. Расспроси его поподробнее и передай все сведения в Москву. У Советской власти будут свои алмазы, деритесь за этот край. Если получишь мое письмо, значит, больше не увидимся. Прощай. Иван Игнатьев. Декабрь, 22 г.».
В палатке наступила тишина. Ни один звук извне не нарушал ее. Двое сидящих у стола людей слышали дыхание друг друга. Каждый думал о своем. Из туманной дали прошлого выплывал образ студента Игнатьева. Великанов видел его таким, каким запомнился он ему в Верхоленске, на мосту, после разговора с мужиком: насмешливый, колючий, немного таинственный. Сосланный на вечное поселение, он не подавал о себе вестей, и все считали его погибшим, во всяком случае для науки. А он боролся за Советскую власть в Якутии. Он думал о будущем этого края тогда, когда, казалось бы, нужно было думать только о себе. Он был большевиком, Иван Игнатьев… И каким наивным несмышленышем выглядел перед этим недоучившимся студентом академик Великанов! Он не отличал тойона от любого другого якута. Он доверился тойону. И тойон Павлов обманул его. Обманул с самого начала. Бекэ был жив тогда, и жил: не на Чоне, а на Малой Ботуобии. Если бы не глупая доверчивость, возможно, Якутия уже славилась бы во всем мире как страна алмазов. И вот теперь Павлов снова обманул!.. Да, дорогой Владимир Иванович, седовласый, почтенный академик, ты много знаешь, тебе подвластны десятки наук, но одну науку — распознавать тайные пружины, руководящие человеческими поступками, — ты не усвоил, хотя и тут твой учитель, старик Федотов, преподал тебе не один урок.
Александр прервал горькие размышления Великанова:
— Бекэ — это мой дед.
Великанов с минуту непонимающими глазами смотрел на собеседника.
— Что вы сказали?
— Бекэ, о котором пишет Игнатьев, — мой дед.
— Неужели? И он жил на Малой Ботуобии?
— Да, я там родился. Я его не помню, но отец рассказывал, что дед любил сидеть со мной на берегу и напевать олонхо. Он погиб вместе с Игнатьевым. Был слух, что их убил Павлов.
— Значит, это письмо, потерянное Павловым, подтверждает слух?
— Да. Теперь ясно: Игнатьев и Бекэ погибли от руки бандита Павлова. Я уверен, Владимир Иванович: и лес подожгла эта гадина… — Александр сжал кулаки так, что побелели суставы, потряс ими перед лицом: — Ну, попадись он мне в руки!..
— Он не уйдет от правосудия. Сейчас нужно думать о другом.
10. Дорогу осилит идущий
Федул Николаевич долго ругал себя: как же это он, партиец, человек, прошедший войну, повидавший немало людей, не распознал истинного лица Павлова?! Почему не проверил его прошлого, не расспросил о нем якутов? Что ослепило его? Вероятно то, что Павлов хорошо знал бассейн Вилюя. И потом — он старый знакомый Великанова. Но все равно, нельзя было доверяться. Допущена непростительная ошибка. Теперь ясно: Павлов вызвался идти в Сунтар, надеясь, что без него они отсюда не выберутся. Старый бандит действовал по заранее намеченному плану.
Но что, что им руководило? Только ненависть к советским людям или какие-то другие расчеты?
Оставалась надежда, что по истечении двадцати дней самолет прилетит к горе Сарын.
Утром экспедиция свернула лагерь и двинулась в обратный путь. Дым рассеялся, проглянуло солнце, люди повеселели. Вчерашняя битва с огнем сблизила их. Раздавались шутки, смех… Прощай, лагерная жизнь, назойливые комары, тяжелый труд, — скоро отдохнем в Сунтаре!
Дважды Александр сбивался с дороги, но вовремя замечал свою оплошность, и отряд благополучно вышел к торе Сарын.
Миновало четверо суток. Продукты кончались. Все снаряжение экспедиции, упакованное, готовое к погрузке в самолет, лежало на посадочной площадке. С утра люди только тем и занимались, что прислушивались, стараясь уловить шум моторов. Весь день погода стояла как «а заказ: на небе ни облачка. Иногда из-за дальних распадков доносилось завывание волка, и в лагере замолкали разговоры, люди с надеждой смотрели в небо.
Самолет, не прилетел. Не прилетел он и на следующий день. Люди питались голубикой, благо, урожай ее в этом году был обильный. Вскоре она набила такую оскомину, что ничего нельзя было положить в рот. Пришлось довольствоваться чаем.
На третий день небо затянули тяжелые низкие тучи, похолодало, начался мелкий, по-осеннему скучный дождь. Такой дождь хуже ливня. Не сразу, постепенно впитывается он в одежду, зато основательно. От него не скроешься даже в палатке, потому что брезент вскоре начинает пропускать воду.
В лагере не слышно стало песен, шуток — дождь угнетающе действовал на людей.
Федул Николаевич зашел в палатку к Великанову. На лице красные пятна — следы ожогов.
— Владимир Иванович, что-то надо делать. Мы можем прождать самолет еще неделю, а то и две. Павлов, видимо, позаботился об этом.
— Вы предлагаете идти в Сунтар пешим порядком?
— Нет. Ведь пришлось бы оставить оборудование. А оно не мое и не ваше. Я думаю послать в Сунтар Александра Васильева. И немедленно. Каждый час отсрочки ухудшает наше положение.
— Вы правы, Федул Николаевич. Давайте поговорим с Васильевым.
Александр неожиданно выдвинул встречное предложение.
— Зачем в Сунтар? До Сунтара отсюда почти пятьсот километров. Самое малое — неделя ходу. За это время вы ноги протянете. Я лучше пойду в свой колхоз. Оттуда есть телефонная связь с Сунтаром.
— Сколько дней вам потребуется?
— Постараюсь дойти побыстрее, напрямик, через хребет. Однако три дня верных кладите.
Федул Николаевич вздохнул, отвел взгляд:
— Дело такое, товарищ Васильев… Не знаю, учитываете ли вы… — Он неожиданно твердо посмотрел в глаза Александру: — Мы не можем обеспечить вас провизией на дорогу. Придется шагать три дня на голодный желудок. Не свалитесь дорогой?
Александр улыбнулся:
— Кто знает, свалюсь — не свалюсь, а идти, однако, надо. Вы ведь тоже остаетесь без продуктов. Попробуйте продержаться на голубике. Отсюда никуда далеко не уходите.