Искатели приключений
Шрифт:
— Бонжур, Анастасия. С наступающим Рождеством. Добро пожаловать в Нью-Йорк!
— Хэлло, папочка, — выговорила девочка медленно с едва заметным акцентом. — Счастливого тебе Рождества!
Она потянулась за медвежонком, и в тот же момент отец подбросил ее в воздух, прижал к себе, расцеловал.
— Ты уже говоришь по-английски! Кто же учил тебя? Анастасия вновь заговорила, медленно и очень осторожно:
— Меня учила тетя Жизель. — Она посмотрела на отца, перевела взгляд на Жизель и с гордостью улыбнулась.
Сергей обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть теплую
— Это похоже на чудо, — прошептал он. — Как мне благодарить тебя?
Опустив руку, Жизель привлекла к себе девочку.
— Особого чуда здесь нет. Просто Анастасии нужна мать.
Свадьба была сыграна рождественским утром в доме Харви Лейкоу в Палм-Бич.
7
— Марсель просто набитый дурак, — заявил Джереми. — Он привык считать себя персоной поважнее всего правительства. Доводить дело до суда — это худшее, что можно было придумать в его положении. Выиграть он никак не мог.
Барон посмотрел на сидящего по другую сторону стола собеседника.
— Его приговорили к восемнадцати месяцам заключения? — Изящными пальцами он выбрал в ящике сигару. — Но он, конечно, может подать апелляцию?
— Апелляция уже отклонена. Причем Марсель устроил такой скандал, что судья, в общем-то готовый сбавить срок, был вынужден оставить все как есть.
Барон невозмутимо рассматривал сигару.
— Когда человек слишком много лжет, это всегда кончается бедой. Рано или поздно его поймают на чем-нибудь. А не могут ли его выпустить раньше, если он будет примерно себя вести?
— Да. Через полтора года его могут представить к досрочному освобождению. Естественно, при условии, что он не будет много болтать и не станет нарушать правил внутреннего распорядка.
Барон не спеша, со вкусом раскурил сигару.
— Какие, по-твоему, это повлечет за собой последствия?
— Вы говорите о бизнесе? — Джереми пожал плечами. — Ничего особенного, если иметь в виду, чего он добился на сегодняшний день. Если же у Марселя есть планы на будущее, то тут ему придется быть более осторожным: общественность с него глаз не спустит.
— Ясно, — задумчиво протянул барон.
Он уже принял решение отказать Марселю в финансовой поддержке его судовладельческой компании, созданной совместно с израильтянами. Само собой, это заставит Марселя продать свою долю акций, но компания уже достаточно прочно стояла на ногах, так что теперь управлять ею мог и один владелец — израильтяне. Конечно, с помощью банка. Барон затянулся и сказал:
— Со стороны вашего президента было мужественным шагом отозвать Макартура.
— Иначе он не мог поступить, — возразил Джереми. — Если бы он позволил Макартуру идти своим путем, вся страна оказалась бы ввергнутой в бездну новой войны.
Вот что значит воинственный склад ума! — начал размышлять вслух барон. — У вас — Макартур, у нас — де Голль, Знаете, они очень
— Похоже, вы, французы, — рассмеялся Джереми, — отправили де Голля на запасной путь. Его партия растеряла все свое влияние.
— РПФ (Республиканская партия Франции) — это насмешка. Через несколько лет она просто исчезнет с политической арены. Но не де Голль. Уж он-то не уйдет в тень, как ваш бравый солдат.
— Что же он будет делать?
— Ждать. Видите ли, — продолжал барон, — французы пока еще не так преданы идее демократии, как американцы. Во Франции слишком много политических партий, кое-кто говорит даже, что их — по одной на каждого француза, так что власть постоянно находится в руках коалиции. А поскольку новые коалиции создаются чуть ли не ежедневно, значит, будут и новые правительства. Де Голль знает это, как знает и то, что отсутствие преемственности в правительстве неизбежно приведет страну к краху. Поэтому он будет выжидать, и, когда его время придет, он опять окажется во главе. И это станет концом Четвертой Республики.
— Народ, безусловно, будет против? Барон покровительственно улыбнулся.
— Типично американская точка зрения и насквозь ошибочная. Вы настолько свыклись с вашим самоуправлением, что совершенно забыли о том, каковы французы на самом деле. Обыкновенный француз, точно так же, как и любой обыкновенный европеец, готов простереться ниц перед фигурой, олицетворяющей власть... Да, наша революция произошла пораньше, чем ваша, но мы по-прежнему слепо следуем за лидером, едва он у нас появится. Наполеон же возвращался. Точно так же может вернуться де Голль.
— Ну, не думаете же вы, что он захочет короновать себя, — расхохотался Джереми.
— Кому об этом известно? — пожал плечами барон. — Только ему одному, а он ни с кем не делится. Одно можно сказать с уверенностью: когда он вернутся, он вернутся, чтобы властвовать, а не символизировать собою власть. — Голос барона дрогнул. — И кто его знает, может, он и прав. Очень может быть, что Францию действительно нужно гнать хлыстом к утерянному величию и гордости.
После того, как Джереми ушел, барон устало откинулся в кресле. Смежил веки. Еще год, подумал он, только год, чтобы Роберт окончательно утвердился в своей роли, и я смогу уйти. Говорить то, что окружающие хотят услышать, и в то же время сказать то, молчать о чем не имеешь права, — как же это изнуряет! Возможно, он и ошибается, но еще не так давно в мире все было гораздо проще.
Внезапно на память пришел молодой человек, который только что вышел из комнаты. Джереми ему нравился — быстрым умом, искренностью, даже своим, не совсем понятным — американским? — идеализмом. Вот за кого бы следовало выйти замуж Каролине. Странно, как это получилось, что она влюбилась в его отца. А, в общем-то, и не так уж странно: отец во многом был похож на сына.
Ему вдруг стало интересно: Джереми по-прежнему встречается с той немкой? Еще не так давно ходили слухи, что они вот-вот поженятся, но минул год, и ничего не произошло. Возможно, свадьбы вообще не будет.