Искатели приключений
Шрифт:
— Ну как, конгрессмен?
— Ну как, сенатор?
— Джереми, нас подло обманули.
— Ты уже знаешь?
— Узнал сегодня утром. Непосредственно от президента. Старик сам позвонил мне.
— Почему же ты не предупредил меня? Для чего мне нужно было ходить туда?
Сенатор улыбнулся, и тут же лицо его стало очень серьезным.
— Я хотел, чтобы ты убедился в том, что я держу слово.
— Но ты же знаешь, что мне это и так известно.
— Спасибо.
— Интересно, кто же нас обошел?
— Нет нужды гадать, — ответил сенатор. —
— Наш друг секретарь? Сенатор кивнул.
— Но почему? Я всегда ладил с ним.
— По-моему, ему просто не нравятся выпускники Гарварда. Этот сучий потрох учился в Йельском университете, ты же знаешь. Мне очень жаль, Джереми.
— Все в порядке, — Джереми пожал плечами. — Попытка была предпринята хорошая.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Как-то еще не думал.
— В съезде будешь участвовать?
— Обязательно. Такое событие нельзя пропустить.
— Мы отстаем от Стивенсона.
— Думаешь, им удастся уговорить Эйзенхауэра?
— По-моему, это не потребует значительных усилий. Они согласны идти даже за Тафтом, но больше всего они хотят победы. Нет, это будет Эйзенхауэр.
— Он воспримет это как должное.
— Видимо, да, — задумчиво отозвался сенатор. — А это не самое лучшее, так как я знаю, что Стивенсон был бы отличным президентом. — Внезапно он посмотрел на Джереми. — Нам нужна исключительная поддержка Конгресса, вся, которую мы только сможем обеспечить. Тебе еще не поздно туда вернуться, ты же знаешь.
— Спасибо, но нет, — Джереми покачал головой. — Эта игра не для меня. Я всего лишь любитель. Куда мне до вас, профессионалов.
— Если победят республиканцы, — сказал сенатор, — я в течение долгого времени буду бессилен что-либо для тебя сделать.
— Понимаю, не беспокойся. Сенатор поднялся.
— Ну что ж, когда остановишься на чем-нибудь, дай мне знать. Может, на этот раз от меня будет больше толку.
Джереми тоже встал.
— Конечно. В ближайшее время мне нужно будет принять какое-то решение, иначе мой старик начнет меня пилить.
— Все ясно, — усмехнулся сенатор. — Знакомая картина.
Случилось так, что предложением сотрудничать с прессой Джереми оказался обязанным отцу. Об этом поведал ему некий издатель за обедом в «21».
— Прошлым вечером, — рассказывал он, — я был в доме твоего отца на ужине. Зашел разговор о французской политике, и твой отец, чтобы развить свою точку зрения, вытащил пачку твоих писем. Я прочел одно. Оно меня заинтриговало. Прочел другое, третье. В конце концов я попросил разрешения унести с собой их все. Я не спал до трех утра — читал. Первой моей мыслью было: отличная подборка для книги! Ты умеешь писать! Но потом я подумал, нет, в них самое ценное то, что написаны они по горячим следам, написаны очевидцем, а с таким восприятием и слогом человеку следует делать только одно — писать в газету. Это тебя не привлекает?
— Не знаю. Каждый день? Я, в общем-то, не
— А кто писатель? Одно время для того, чтобы считаться новеллистом, требовалось иметь армейское прошлое. А еще раньше нужно было быть водителем грузовика. На мой взгляд, для того, чтобы вести ежедневную колонку в газете, необходимо всего лишь иметь, что сказать, и сказать интересно. У тебя наличествуют обе составляющие.
Джереми расхохотался.
— Ну значит, я тот, кто тебе нужен.
— Так ты подумаешь над моим предложением?
— Заманчиво, но материала нет.
— Приближаются съезды партий. Почему бы тебе, черт побери, не побывать на обоих и не прислать мне информацию на пару колонок о том, что там происходит. Даже не для публикации, а так, на пробу, чтобы окончательно определиться.
Джереми это заинтересовало.
— Я рискну, но скорее всего обнаружится, что для подобной деятельности я не гожусь, — ответил он.
Однако первый же его материал доказал обратное. После звонка издателя, который хотел заручиться согласием Джереми на публикацию, его статья появилась в печати в день открытия съезда. Называлась она «За рубежом».
«Все зарубежные страны в общем-то одинаковы, — говорилось в первом абзаце. — Простой человек рад видеть американцев у себя, он любит их. Ненавидят американцев только политики, гостиничные клерки и таксисты. Чикаго в этом плане ничем не отличается от этих стран...»
В течение года его колонка появлялась три раза в неделю более чем в двухстах газетах по всей стране.
Дочитав статью Джереми в европейском выпуске «Нью-Йорк тайме», барон, сидевший за завтраком в своем парижском доме, спросил Каролину, передавая ей газету:
— Читала?
Мельком посмотрев на первую страницу, Каролина кивнула.
— Да. По-моему, написано умно.
— Джереми исключительно блестящий молодой человек.
— Да, — вновь согласилась она. — Исключительно.
— Странно, — бровь барона чуть заметно вздернулась, — после того ужина мы о нем ни разу не слышали.
— На следующее утро Дениз получила букет роз и записку с благодарностью за приглашение.
— Я хотел спросить, он не звонил тебе или, может быть...
— Нет, — Каролина улыбнулась своей загадочной улыбкой. Бедный папа, именно тогда, когда он считает, что его мысли сокрыты от окружающих, всем все сразу становится ясно. Ну как тут не подшутить над ним?
— А что, он должен был? — невинным голосом спросила она.
9
Плеча Ампаро мягко коснулась чья-то рука.
— Простите, принцесса. Внизу ваш отец, он хочет вас видеть.
Сев в постели, Ампаро почувствовала, что виски ее стиснуты обручем. Во рту какой-то тяжелый привкус. Она сонно посмотрела на взволнованную служанку.
— Отец?
— Да, принцесса. — Девушка бросила быстрый взгляд на прикрытое простыней тело мужчины, лежавшего рядом с Ампаро. — Его превосходительство ужасно спешит.