Искатели сбитых самолетов

Богданов Николай Владимирович

— Хе-хе, ведь прежде, когда мы мальчишками были, это что же за воспитание имели, а? Кидались в речку без всякого рассуждения. Нырнул, вынырнул и не сообразишь, бывало, что это опасная стихия! Без всякой тебе боязни. И как это живы оставались? Вспомнишь, так за себя страшно. Никто нам того и понятия не прививал, что такой вот неорганизованной воды бояться надо. Да будь у меня такие понятия, ежели бы в морскую службу пошел? Да разве бы я по всем морям-океанам шатался? Да меня бы ни во льды, ни на эти полярные станции и мыслью не занесло! Сидел бы здесь, где уродился, как гриб

под сосной. Ну и целехонек был бы. А то вот под непогоду сломанная рука ноет, вывихнутая нога болит. Начну сухарь грызть, а зубы не свои, нержавеющие… Свои цинга унесла… Нет, с вами такого не случится. Вам с детства такие опаски перед неведомым привьют, такими умными сделают, что вы в те места, куда нас носило, зря не полезете, ни-ни!

Все это старый морской волк адресовал некоему существу, которое, сбросив с себя веревки и буйки, оказалось мальчишкой в полосатой тельняшке.

— Однако иной раз я думаю: а беспокойство, оно полезней покоя, — продолжал старик, — мои товарищи-погодки, землячки, которые здесь тихо жили, давно успокоились, в могилках лежат, а я вот еще двигаюсь. Старость, она тихих скорей берет. Стариком человек становится, когда в речку начинает потихоньку входить. А я еще вон как!

И тут усач с разбегу так сиганул в воду, что от брызг радуги пошли.

Фыркая и отряхиваясь, он саженками перемахнул протоку. Потом вернулся. Взял в зубы бечевку. И еще раз сплавал. Перетянул по бечевке весь набор белых спасательных кругов, украшенных красными полосами, и, выбравшись на песок погреться, принялся рассказывать морячку, который безмолвно ему помогал.

— Я это однажды в Ледовитом океане вот так с чалкой в зубах на тонущий корабль плавал… Ночь бурная, волна большая. Никак не могли им, горюнам, чалку забросить, на буксир чтобы взять… Норвежские рыбаки терпели бедствие… Ну, я и словчил… Показал бы тебе золотую медаль от норвежского короля, да ее старуха отобрала. Задумала вставить золотые зубы: мне, говорит, они будут больше к лицу, чем тебе железные.

— Тельняшку сняли бы, Егорыч, — вредно на себе сушить, да и полиняет, — заботливо сказал мальчишка.

— Не могу, сам видишь, я еще ничего мужчина, а волосом сед стал, на люди показаться стыдно. — И старый морской волк отвернулся.

Из-за деревьев в это время снова вышли воинственные девицы. Теперь они выступали, неторопливо ведя за собой шеренги девочек и мальчиков в трусах и купальниках.

Не дойдя до реки, девицы подали команды, и их подопечные, вместо того чтобы кинуться в речку, принялись ползти по песку, делая плавательные движения. Девушки строго следили за ними.

И я усмехнулся, воображая, будто на Ловати воспитание подрастающих поколений доверено амазонкам.

И в речку ребята пошли в сопровождении этих перестраховщиц-амазонок. Место для плавания было огорожено буйками. Старый морской волк уже расставил их, фыркая, как морж, таская концы веревок зубами. И теперь сидел наготове у пирамиды спасательных кругов.

Искупавшись в «организованной воде», юные пловцы были построены в шеренги и уведены за лесную завесу. Они прошагали мимо старика, оставив ему одному нести все буйки, круги

и намокшие веревки.

Но на помощь старику явился тот исчезнувший при виде строгих девиц мальчишка. Осторожно оглянувшись, он нагрузился казенным имуществом и поплелся в гору вслед за Егорычем.

Берег опустел.

Вскоре снова появилась знакомая мне девица. И не одна — вслед за нею покорно шел молодой человек, загорелый, спортивного вида, в очках. Смотрел он куда-то в сторону.

— Ну, так что же вы скажете мне на прощанье, Свет Иванович? Неужели опять про хеттские рукописи?

— А что может быть интересней, — ответил Свет, — никто еще не прочел их… А я хочу расшифровать и прочесть. Это цель моей жизни!

— Архивные рукописи… И ничто больше?

— Ну, остальное приложится, каждый человек должен сделать в какой-нибудь области свое открытие, вот что главное.

— Неужели мертвые буквы исчезнувшего народа интересней сотен юных растущих существ?

— У вас свое призвание, у меня свое! Лучше воскресить мертвый язык, чем умертвить живые души!

— Что это значит?!

— Да то, что без таланта нельзя быть воспитателем… Мое дело в тишине архивов, здесь я на время…

— Как это печально, Свет… Я-то думала…

— Напрасно, напрасно… Курсы военных шифровальщиков — это как раз по мне… Прощайте, Лада, и не поминайте лихом!

И Свет, тряхнув руку девушки, быстро повернулся и ушел.

Она еще постояла с протянутой рукой и, очнувшись, сразу заметила меня, невольного свидетеля этой сцены.

— А, вы еще здесь! Почему не уехали?

Ее тон возмутил меня.

— Мне здесь нравится, хочу поселиться здесь, как Робинзон на необитаемом острове!

— Да кто вы такой? Почему вы нами так интересуетесь?

— Потому что я старый вожатый!

— Ах, старый вожатый… старый вожатый, — повторяя эти слова, суровая девушка как-то смягчилась, на строгом лице ее появились подобие улыбки и тень приветливости… — Позвольте, позвольте, так вы же у нас запланированы!

— Я запланирован?

— Ну да… беседа старого вожатого о первых пионерах… Это же чудесно!

Путешествие с происшествиями

— Оставьте ваше дикарское путешествие, поживите у нас в культурных условиях. Посмотрите, как живут теперешние пионеры. Я вас приглашаю.

— Спасибо, Лада.

— Зовите меня Владлена Сергеевна. На место уезжающего в армию Свет Ивановича меня выдвинули старшей пионервожатой.

— Ах, вот как, поздравляю!

— Спасибо, для меня пионерработа — это все! При звуках горна я словно куда-то лечу… А как завижу ребят в красных галстуках, выстроившихся на линейке, так на глазах слезы! Вы переживали такое? Вам это знакомо?

— У нас большинство вожатых были парни, девушки редкость, — уклончиво ответил я.

— А теперь у нас ребята — вот такие студенты на время, как Свет Иванович, главная сила мы, — гордо выпрямилась Лада.