«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл

Несбит Эдит

– Но серебро-то осталось, – возразил дядя. – Давайте как следует спрячем корзинку со столовыми приборами, а милая Элис попробует обнаружить её своей лозой. А? Вот именно!

– Не получится, – покачала головой Дора. – Потому что в нашей корзинке никакого серебра сейчас нет. А то, которое было вчера на столе во время ужина, я по просьбе Элизы одолжила у мамы соседского Альберта. Отец на такие вещи никогда не обращает внимания, но Элиза подумала, что с серебром вам будет поприятнее. Наше-то собственное отправили в полировку, но, мне кажется, отец

не смог заплатить за работу, потому что назад к нам оно не вернулось.

– Боже правый, – выдохнул дядя, разглядывая прожжённую по вине Гая Фокса дыру в кресле. – Ну и сколько же вы получаете карманных денег? А? Вот именно.

– Сейчас нисколько, – не стала скрывать Элис. – Но этот шиллинг нам всё равно не нужен. Мы очень хотим, чтобы вы взяли его себе, правда ведь? – посмотрела она на нас.

– Да, – подтвердили мы хором.

Дядя, однако, и после этого не захотел взять шиллинг, но перед уходом задал нам ещё много разных вопросов, а на прощание сказал:

– Ну, молодые люди, вы даже представить себе не можете, какое доставили мне удовольствие. Никогда не забуду вашего доброго гостеприимства. Надеюсь, бедный индеец сможет вас однажды пригласить на ответный обед.

Освальд ответил, что мы, конечно же, все придём, но дядя совершенно не должен из кожи вон лезть, чтобы его обед был таким же вкусным, как наш. Мы вполне удовлетворимся холодной бараниной и рисовым пудингом. (Вы, дорогие читатели, конечно же, давно поняли, что нам не по вкусу такая еда, но Освальд умеет себя вести и никогда не поставит в неловкое положение достойного джентльмена с подорванным состоянием.)

Бедный индеец ушёл.

И пусть нам не удалось отыскать никакого сокровища, зато мы великолепно провели время. Уверен, что дядя тоже.

Мы до того расстроились, когда он ушёл, что даже чай пить без него не захотели. Но всё равно это был замечательный день. Ведь мы сумели доставить радость бедному индейцу, а себе – огромное удовольствие. Потому что, как верно отметила Дора, лучший на свете пир – это пир души и разума, и наплевать вам на чай.

Вот только душа и разум Г. О. не возликовали после лучшего на свете пира. Элизе даже пришлось ему дать желудочный порошок, который она подмешала в порцию желе из красной смородины, оставшегося от отцовского ужина. Остальные не чувствовали никаких неприятных последствий и надеялись, что дядя тоже в порядке. Что же касается нашего младшего брата, подозреваем, он пострадал исключительно оттого, что слишком налегал на кокос.

Глава 16

Конец поискам сокровищ

Мы приближаемся к концу наших поисков сокровищ. Потрясающему и замечательному концу, вслед за которым жизнь наша стала совсем иной. Как если бы наши судьбы вдруг пережили землетрясение, которое перевернуло их вверх тормашками.

День, который последовал за охотой на пудинг в компании дяди, начался с грусти и мрачности. Но жизнь такая штука: поди пойми, что как начнётся и чем закончится. Ведь именно в этот день всё и должно было

случиться.

Тем не менее раннее утро такого поворота не предвещало. Одно сплошное уныние и расстройство. Никто из нас не чувствовал себя хорошо. Уж не знаю почему. Видать, так совпало.

На отца в очередной раз навалилась жуткая простуда, и Дора сперва убедила его не ехать в Лондон, а остаться в уюте и тиши кабинета, а потом сама сварила ему жидкую кашу, потому что Элиза нормальную кашу варить не умеет – сплошь комки, а внутри, когда раскусишь, сырая овсянка.

Из-за отца мы старались не шуметь и, вспомнив совет щедрого благотворителя, заставили Г. О. делать уроки.

Мне стало очень скучно. Случается, просыпаешься с мыслью, будто жизнь упёрлась в мрачную точку. Всё интересное уже произошло, а дальше тебя не ждёт ничего, кроме нудной тягомотины. Подобное настроение обычно накатывает дождливыми днями, и на улице впрямь лило не переставая.

Словом, повторяю, ничто ничего хорошего не предвещало, но никогда ведь не предугадаешь заранее, как всё сложится на самом деле.

Дикки проворчал, что, если так и дальше пойдёт, он убежит из дома и наймётся на корабль юнгой. А Элис сказала, что подумывает о монастыре, где ей, наверное, будет неплохо.

Г. О. куксился из-за порошка, который ему вчера дала Элиза, и для развлечения загрёб сразу две книги, пытаясь одну читать правым глазом, а другую – левым, исключительно по той причине, что одну из них хотел читать Ноэль. Вредничал, понятное дело, и вдобавок к животу от этого разболелась его голова.

Сам виноват. Уже достаточно большой, чтобы на собственном опыте уразуметь, как нехорошо вредничать. О чём Освальд объявил ему без околичностей, когда Г. О. попытался ему пожаловаться. По праву старшего считаю своим долгом всегда указывать ему на то, что он не прав.

В ответ Г. О. разразился рёвом, и Освальду волей-неволей пришлось перейти от воспитания к униманию, потому что отец хотел поболеть в тишине. И Освальд сказал:

– Вот сейчас от такого ора порошок у тебя в животе вскипит и разъест все твои внутренности.

Дора тут же заявила Освальду, что он ужасен.

Тогда Освальд решил вообще больше не вмешиваться и отошёл к окну понаблюдать, как по улице проезжают трамваи. Г. О. тоже туда подошёл. И Освальд, который всегда безошибочно ощущает момент, когда нужно от строгости перейти к великодушному прощению, подарил ему огрызок синего карандаша и два почти новых пера.

Так они продолжали глядеть на булыжную мостовую, всё сильнее заливаемую дождём, когда вдруг увидели трёхколёсный кеб, кативший по направлению к дому со стороны станции.

– А вот и карета феи-крёстной! – воскликнул Освальд. – Сейчас доедет до нашего дома и остановится. Сами увидите.

Все остальные вмиг оказались возле окна, чтобы посмотреть. А Освальд, хоть и утверждал, будто кеб возле них остановится, сказал это просто так и был немыслимо потрясён, когда тот и впрямь остановился возле их дома.