Искатели сокровищ
Шрифт:
– Размеры ящика в плане нам примерно известны – два метра на семьдесят сантиметров, – вслух прикидывал я. – Значит, одна контрольная яма должна отстоять от другой… Интересно, а кто должен был позаботиться о занимательной литературе, если не худрук экспедиции? Кстати, ты, Моня, и в школу последним из нас ходил. Вот и решай задачку – как нам копать? Справишься – тебе будет присвоено высокое звание: Главный Аналитик экспедиции.
Пока Моня оправдывал оказанное ему доверие, мы с Васей еще раз осмотрели фронт работ.
– Вон какую площадь нам придется часто-часто пробурить, прежде
– Ты предполагаешь, что фонтан ударит только тогда, когда мы всю ее перекопаем?
– Это было бы справедливо. Сокровища всех видов должны добываться в поте лица.
– А на какую глубину будем копать? – Васю не пугали предстоящие трудности, и настроен он был по-деловому.
– Метра, чтобы достать до верхней крышки, думаю, должно хватить. Закапывали ведь ненадолго… А вообще-то кабинету министров давно пора установить соответствующий ГОСТ: драгоценные сундуки такой-то вместимости закапываются на такую-то глубину. А то мне, как начальнику экспедиции, неловко перед вами – не завышаю ли я нормы земляных работ?
Моня очень грамотно разметил центры наших первых разведочных ям.
– Уродовать полянку не будем. Поэтому дерн каждый раз аккуратно откладываем в сторону, а после обратной засыпки ямы водворяем его на место, – инструктировал я. – Комиссару через определенные промежутки времени запевать песни о труде и весне. Коллективу – дружно подхватывать. Худруку оперативно отобразить в альбоме экспедиции первую мозоль. Ей должен быть посвящен недолгий митинг. За дело, друзья!
С шутками-прибаутками, с подначиваниями, с анекдотами к месту и не очень, – мы в охотку, стараясь не отставать друг от друга, начали копать свои ямы.
Первым отрапортовал Вася:
– По-моему, у меня уже есть метр…
Подойдя, мы с Моней ревниво смерили глазами глубину его ямы.
– Здесь больше, – признал Моня и, пожалуй, впервые посмотрел на Васю почти уважительно.
– Пусть эта глубина станет эталонной, – педагогично решил я. – Сделаем на черенках наших лопат соответствующие отметки. Потом, когда будет построен музей экспедиции, Васина лопата станет самым главным его экспонатом. Густо посыпанная бриллиантовой крошкой, она будет лежать в хрустальном футляре на самом видном месте. Здесь экскурсовод, утерев слезу умиления, будет переходить на особенно приподнятый тон: «Эта историческая лопата, товарищи, принадлежала комиссару экспедиции Василию Васильевичу Тихомирову. Беспределен перечень богоугодных деяний Василия Васильевича! Что, например, стало с патронируемыми им больницами – дворцы да и только! Дворцы, в которых даже „утки“ являются подлинным произведением искусства. Дворцы, в которых больных с переломами кормят теперь швейцарским сыром, бельгийским шоколадом и отборным узбекским урюком…»
– «Отборные красавицы-медсестры, – уточнял Моня. – С рук…»
– «А взять наших инвалидов, – продолжил я хвалебную песнь экскурсовода. – Ведь теперь на пожертвования товарища Тихомирова каждому советскому безногому гражданину совершенно бесплатно вытачивается индивидуального размера нога из красного дерева…»
– «А каждому советскому безголовому гражданину – стандартного
– Кстати, – вспомнил я важное обстоятельство. – Постно как-то приступать к богоугодным работам без соответствующего ритуала. Надо было хоть дьячка из ближайшей церквушки сюда пригласить, что ли. Походил бы он тут, кадилом помахал, святцы, посвященные кладоискательству, пропел…
– Наш политрук не допустит сюда попа, – уверенно сказал Моня. – Ритуал должен быть коммунистическим. Товарищ Василий обязан был подготовить для закладки в первую яму капсулу с посланием потомкам: «Здесь, под бдительным политическим руководством комиссара кладоискательской экспедиции товарища Тихомирова…» Как-то так.
Светское руководство экспедиции не оставило без внимания отсутствие исторического послания:
– Во искупление этой промашки, давай-ка, Вася, сюда металлический рубль, – потребовал я. – Видел-видел я его у тебя.
– Моего материального и финансового вклада в экспедицию все еще недостаточно?
– Это, Вася, не вульгарный финансовый вклад. Это – бескровное ритуальное жертвоприношение. Ведь твои партийные принципы не позволят нам положить на этот алтарь барана, так ведь?
– Эти комиссарские предрассудки не позволят нам даже курицу положить на этот алтарь, не то что барана. А он еще ворчит! – строго посмотрел на ворчуна Моня.
– Ну, если это ритуальное жертвоприношение… – Вася уже с готовностью протягивал мне монету.
– Итак, друзья, мы жертвуем этот полновесный рубль богам кладоискательства с пожеланиями… Какие пожелания будут тут уместны?
Потерявший свой полновесный рубль Вася резонно предложил:
– Вернись сторицей!
– Штамп, ну да ладно, – согласился я. – Проверенный штамп лучше сомнительных экспромтов.
– Вот только нулей у «сторицы» маловато, – тоже резонно заметил Моня. – Надо бы добавить пригоршню-другую.
Рубль был торжественно зарыт в нашей первой контрольной яме.
Следующие рылись и закапывались уже буднично, без всякой помпы.
Работа, несмотря на ее цель, на удивление быстро становилась рутинной.
…Зевака. Любое мало-мальски живое дело властно притягивает его к себе. Дело непонятное – пуще всего.
Зевака простоватый, непосредственный подойдет сразу. Зевака деликатный, стеснительный может несколько раз пройти мимо, борясь со своей природой. Но она свое все равно возьмет. И вот уже он тоже несмело подходит, откашливается, снимает шляпу и вежливо спрашивает: «Простите, а что это вы здесь делаете?»
… – Это уже третий человек, который нас спрашивает: «А чего это вы здесь копаете?» – подытожил я число туристов-зевак. – Экспромты даются все трудней. Нам надо определиться. Экспедиции нужен легальный статус. У нас должны быть высокие, не вызывающие никаких подозрений цели. Считаю, что работа по связям с общественностью должна быть организована комиссаром. Нам, Вася, выражаясь языком разведчиков, нужна «легенда».
– Может быть, нам выдавать себя за археологов? – неуверенно предложил ответственный за работу с праздношатающейся общественностью.