Искатели сокровищ

Затируха Алик

Перевожу разговор на себя:

– Должен вас поправить: пускать нас в столовую должны. Об этом у нашего треста есть письменная договоренность с вашим депо.

Отповеди не получилось. Оказывается, она знала об этой договоренности не хуже моего. Не сама ли её составляла или печатала.

– С двенадцати до двенадцати тридцати, – и еще раз брезгливо одернув свою юбку, будто про себя, но внятно добавила:

– Лимита бестолковая!

Даже вновь и вновь становясь победителями соцсоревнования, мы никогда не обижались на «лимитчиков». Да мы и сами себя так называли. Но вот ведь фонетические тонкости – «лимита» почему-то била хлыстом и болезненно задевала нас. Большой знаток

родного языка придумал это убойное словцо.

Злость дамы была явно несоразмерна нашим проступкам перед работниками метродепо «Калужская». Хотелось указать ей на это.

Вежливо интересуюсь:

– А вы, сударыня, надо думать, из самых знатных московских фамилий происходите? Не боярынькой ли какой-нибудь в тридцать третьем колене будете?

Дама свой яд никакой показной вежливостью не разбавляла:

– Боярынька не боярынька, а коренная москвичка. В столовую прихожу в свое время, на головы другим людям не лезу, идиотских острот не сочиняю!

Взгляды и шепотки конторских красноречиво подтверждали: «Да, мы, коренные, все делаем как положено, а вот от бестолковой „лимиты“ в Москве уже проходу не стало».

– Коренная москвичка, ишь ты!.. – Витя, кажется, намерен был обострить противостояние «лимиты» и «коренных» у котла с рассольником, но я не дал разгореться пожару.

– Не принимай, Витя, близко к сердцу эти нападки. Некоторые товарищи просто еще не знакомы с последними работами ведущих советских социологов. А их исследования убедительно показывают: лимитчики нигде и ни в чем не уступают коренным жителям. Более того, их отличает особая сметка, особая ловкость в работе, особая восприимчивость к историческим указаниям партии и правительства. Поэтому они намного чаще других трудящихся становятся победителями социалистического соревнования и награждаются пепельницами, мыльницами и другими ценными подарками.

«Коренные» дружно хмыкнули. В запале я еще более повысил статус нашего брата:

– Если хорошенько разобраться, Рюрик тоже был лимитчиком…

С аппетитом уплетая жиденький деповский супец, Витя Кудрявцев суммировал свои столичные наблюдения:

– Говорят: «Коренной москвич» – как грудь в орденах показывают.

Я тоже категорически не принимал этого московского расизма:

– Когда «коренной» гордо заявляет: «Я – коренной москвич!», он должен сразу добавлять: «А ты – саранча залетная, которая прилетела в Москву только для того, чтобы обжирать нас». Иначе пафос первой части просто непонятен.

– Наверное, рассчитывают на сообразительность нашу, – предположил Витя. – Сами о второй части догадаемся.

Оказалось, не всегда рассчитывают.

– Рюрик педикулёзный… – негромко, но отчетливо сказала «боярынька», проходя мимо нашего стола на выход из столовой.

Облизывая ложку, Витя сказал:

– Ну, что такое Рюрик, – это я приблизительно знаю. А вот что такое «педикулёзный» Рюрик? Что-то венерическое?

– Хуже, Витя, – огорчил я его. – Педикулёз – это вшивость.

После обеда мы снова работали на ферме рядом.

Пока краном подавали очередной швеллер, Витя спросил:

– А чего ты, Алик, от бригадирства отказался? Большинство было бы за тебя…

– Не хочу никого обманывать, Витя. Не блестящая строительная карьера – настоящая цель моего приезда в Москву. Меня влекут более возвышенные занятия. Например, работа ночным сторожем. Одна из древнейших и почетнейших профессий. Она очень стимулирует творческие способности. Оставляет досуг для глубоких философских размышлений и многогранной общественной деятельности. Если когда-нибудь получу постоянную московскую прописку – сразу уйду в ночные сторожа.

– И с чего начнешь

свою общественную деятельность?

– Наметки, с чего начать, есть. Можно начать, например, с бескомпромиссной борьбы за превращение Садового кольца действительно в кольцо садов. А то – одно название. Приезжает человек в Москву, идет к Садовому кольцу полакомиться яблоками и грушами, а что вместо этого получается? Вместо этого, отравленный выхлопными газами, он становится жертвой дорожно-транспортного происшествия с многочисленными сотрясениями и переломами. И хорошо ещё, если это произойдёт рядом с Институтом Склифосовского… А Коля Ведяшкин будет хорошим бригадиром, вот увидишь, Витя. По моим наблюдениям, природа лепит лучших бригадиров по единому шаблону: нос – картошкой, ладонь – лопата и угрюмости в лице – на три похоронных команды. Нос и ладони у Коли – что надо. Угрюмости вот пока маловато, но это дело наживное…

Переодевшись после работы в своей бытовке, всей бригадой вразвалочку отправляемся за получкой и премией. Контора СУ-203 рядом – на Старокалужском шоссе.

– Дни получки чем-то сродни самой весне. Правда, Вася? – спрашиваю у Васи Волка, добродушного увальня, приехавшего в столицу из глухой белорусской деревушки. – Ожидания, томления. К кассе идешь как на свидание. Получка – это праздник души и сердца. А все виды искусств почему-то стыдливо обходят эту тему. Чему и чему только не посвящают свои песни поэты и композиторы, а вот дням получки – ни одной не посвятили. А им не песни, им крупные музыкальные формы надо посвящать. В связи с этим, решил я, Вася, замахнуться на оперу. Хочу посоветоваться с тобой, известным почитателем оперного искусства, – правильно ли я расставляю в ней акценты?

– Давай-давай, Алик, сочиняй, – улыбаясь, одобрил мой замах Вася, заманить которого на оперу можно было только обещанием предоставить ему постоянную московскую прописку уже после ее увертюры.

– Рабочее название оперы: «От получки до получки». Четыре части. Часть первая – «Долги». Жалобно посвистывают свирельки и флейты. За кулисами слышен унизительный звон пустой стеклотары, которую сдает главный герой. Выйдя на сцену, он надрывным тенором пересчитывает медяки на ладони и тут же пытается убедить героиню не уходить от него, впереди – лучшие времена. Она горько плачет колоратурным сопрано… Часть вторая – «Аванс». Оркестр становится многоголосым, музыка – жизнеутверждающей. Главный герой уже не в одних трусах, героиня уже не стремится каждый раз убежать от него на другой конец сцены… Часть третья, кульминация оперы – «Ура – получка!»

– Правильно расставляешь акценты, Алик. Правильно! – одобрил Вася название кульминации оперы.

– Разом ударяет вся оркестровая медь. Хор славит героя. Он сорит деньгами. Героиня, прижимая к пышной груди подаренную им зубную щетку, заливается счастливой соловушкой… Четвертая часть пока условно названа мной так: «Похмелье». Я понимаю, Вася, как это грубое слово режет слух такого тонкого ценителя бельканто, как ты. Но это, повторю, только рабочее название. Итак, четвертая часть. Жалобно стонет одинокая скрипка. Героиня, уходя к баритону, в своей душераздирающей заключительной арии прощает герою всё-всё, даже те три рубля, которые он занял у нее в первой части, да так и не вернул. Герой, беря самые верхние нотки, снимает с себя купленные в получку выходные штаны и несет их за сцену – продавать на барахолке Тишинского рынка… Вася, ты позволишь мне дать главному персонажу оперы твое звонкое имя? Тебя будут петь первые тенора страны. Представляешь афишу у Большого театра: «Действующие лица и исполнители: Вася Волк, сварщик четвертого разряда, – Народный артист СССР Иван Козловский». Согласен?