Искаженное эхо
Шрифт:
– А они проснутся и нас разорвут… – в тон ему продолжила втора, – нет уж, лучше подождем, пока они сами сбросят шубы… тут, в тепле, должны бы пораньше.
– Ладно, – не особо жалея, что провалился такой хороший план, согласился Сен, – но пускать их без присмотра больше не стоит. Или сначала кормите, или дрессируйте… я проверю. А теперь пошли смотреть… как там упрямцы себя чувствуют.
Пришедшие рыбаки чувствовали себя паршиво. И настроение у них было под стать погоде. Казалось, все в этом мире против них. Глубокой ночью в круге силы, где они так находчиво устроились на ночлег, вдруг возникло жуткое и омерзительное чудовище. Ни в одной легенде или предании не говорилось о существовании таких страшилищ. Невообразимо
И не успели удрученные переселенцы кое-как пристроиться под похожими на ели деревьями и густыми кустами, как хлынул упорный затяжной дождь, вмиг превративший приветливый лес в тайного врага, только и ждущего удобного момента, чтобы обрушить за шиворот с колючих лап целый поток холодной воды.
Едва забрезжил хмурый рассвет, самые нестойкие начали торопливо собирать вещи, во все корки кляня себя за нерешительность. Ведь могли же уйти отсюда еще с вечера. Чего греха таить, многие из них крались украдкой за женщинами и, притаившись за деревьями, отлично рассмотрели хорошие большие дома, над крышами которых струились приветливые дымки. И запах жареного мяса учуяли, и отзвуки оживленных голосов до них доносились.
Они, конечно, тоже умудрились завалить пару диких коз, но те оказались по-весеннему худыми и иссосанными, видимо, где-то в чаще прятали малышей. И хотя всем хватило по кое-как прожаренному кусочку, рассказ парнишки, умудрившегося пробраться мимо воинов, заставил исходить завистью. Его рассказ похож был на сказку, и отец даже пригрозил выдрать чадо, если тот слишком много приврал, но и половины рассказанного хватило бы, чтобы навсегда разувериться в мудрости своего главаря.
Впрочем, Барвил и сам это чувствовал. Помрачнел, замкнулся, молча собирал свои вещи и грузил на пару тощих собак, которые во всем поселке были только у него. Прокормить таких огромных прожорливых зверюг не каждому под силу.
И когда подошли к поселку, стоял позади всех, покорно ожидая, пока придет хозяин этой земли. А тот не торопился, и все отлично понимали почему. Сами виноваты, не пошли, когда приглашали, теперь хлебайте унижение и не вякайте, право на гостеприимство потеряно.
Он появился в сопровождении трех хорошо вооруженных подручниц, остановился перед ними, внимательно вгляделся в хмурые лица. И веско сказал:
– Мои воины вчера устали, поэтому топить печи и варить для себя завтрак вам придется самим. Это первое. Второе: тут действуют мои законы, и нарушителей я буду наказывать строго. Драться запрещено. Бить и убивать гаран – тоже. Когда возникнут к кому-нибудь претензии, обращайтесь к генералу Парбин. Если она решит, что дело неясное, будем судить. На суде каждый имеет право на защиту. Третье. Работать должны все. Пока не заживем получше, продукты будем сдавать в общую кладовую и оттуда получать по домам. Этим заведует моя заместительница Харрис. Крыс, пытающихся утащить себе под одеяло самый жирный кусок, буду наказывать особенно строго. Еды тут хватает, нужно только не лениться. После завтрака пойдете работать, нужны люди на заготовку дров, на выделку шкур и на ловлю рыбы. Кто у вас лучший рыбак?
– Барвил… – робко оглянувшись на старшину, пробормотал один из рыбаков.
– Где он? А, главарь. Я так и подумал. Вот Заримад, она заведует охотой и рыбалкой, подчиняешься ей. И собак ей сдай, замученные они какие-то, подкормим. Зари, думаю, можно назначить его старшиной рыбачьей команды, а там посмотришь сама. А теперь все идите за мной, покажу вам дом.
– А если у кого тут уже живут… домочадцы? – осторожно осведомился один из пришедших.
– Пока мойтесь, сушитесь и ешьте, потом пойдешь к Харрис,
Рыбаки слушали молча, не решаясь вставить ни слова, но сказанное запоминали накрепко, за одну ночь проникнувшись к повелителю если не уважением, то почтением.
Дом, куда привел их повелитель, оказался еще лучше, чем рассказывал сын Жубола. Сухой, чистый, даже входить боязно. В кухне посуда новая на стене блестит, в подвале, хоть и невысоком, но удобном, все, как нужно, устроено, и небольшой запас сухих дров, и бочки с чистой солью, старшина даже попробовал, хороша! И аккуратные печи, хитроумно протянувшие под полом трубы для обогрева спален сложены из новенького отёсанного камня, и холодные каморы для продуктов не забыты.
– Это нам навсегда? – вылезая из погреба, робко спросил сидящего на лавке повелителя один из рыбаков.
– Ну, это как вы сами захотите. С завтрашнего дня начнем заготавливать лес, строить новые дома вдоль побережья. Думаю, некоторые, у кого свои семьи, захотят жить отдельно, а одиночкам лучше будет тут.
– Что такое семьи?! – Теперь на Сена смотрело уже несколько заинтересованных лиц.
– Семья – это когда мужчина и женщина хотят жить вместе, с ними живут их дети и родители. – Оценив глубокую задумчивость, в которую впали слушатели, Сен досадливо вздохнул и объяснил поподробнее: – ну примерно, как в домах воинов, только женщина должна быть всего одна. И мужа она не выбирает насильно, а они договариваются по-хорошему. Слово «трутень» теперь запрещено, но про это вам и без меня объяснят.
– А кто… в этой… семье… командует? – несмело промямлил один из рыбаков и заранее опасливо втянул голову в плечи, ожидая сердитого окрика.
Арсений оглядел озадаченных мужиков и отчетливо понял: слишком рано он начал грузить их своим пониманием социальной реформы. Пусть сначала хоть несколько дней обживутся.
– Видишь ли, – пояснил уже мягче, – ты прослушал, когда я говорил – договариваются. Как договоритесь, так в твоей семье и будет. Но сразу обещаю, никто никого насильно ни в семьи, ни в отдельные дома не гонит. Зато должен предупредить заранее: когда в этот мир переберутся все гараны, в поселке будет очень тесно. Поэтому летом в домах будут жить дети и старики, а мы все перейдем в палаточные лагеря. Однако к зиме худо-бедно место в новых домах должно быть у каждого… по моим расчетам, должны успеть. Лето тут длинное, а зима мягкая. В крайнем случае в первую зиму потеснимся, сделаем двухъярусные кровати, у нас ведь теперь впереди куча свободного времени и никакой войны.
Рыбаки притихли, задумавшись, всё это было ново, непонятно, тревожно и почему-то очень заманчиво.
– А вот если я не хочу рыбу ловить… – Худой высокий немолодой мужчина смотрел на Сена с легким вызовом.
– Ну, а что ты хочешь делать? – Почему-то в его тихом голосе землянину послышалась горестное отчаяние.
– Что-нибудь красивое… – Губы мужчины скривились, но Арсения уже зацепили его слова.
– Тогда ты поступаешь под мое непосредственное начало, бери свои вещи, идем, – не обращая внимания на насмешливое фырканье рыбаков, как видимо, давно избравших странного соплеменника объектом для шуток, непреклонно решил правитель, поднимаясь со скамьи.
– Тогда и Милоха возьми… он всем рыбакам обереги режет и украшения из раковин собирает… хотя и однорукий.
– Кто однорукий? – возмутился Арсений. – А ну-ка, покажите мне его.
Один из молодых рыбаков бросился вон и вскоре в дверь протиснулся круглолицый парень с встревоженными глазами.
– Сколько у тебя рук? – в лоб встретил его вопрос Арсения, и парень вдруг побледнел.
А кто-то нетерпеливо дернул висевшую у него на плечах шубейку, и изумленный вздох пронесся по кухне. У резчика и вправду было две руки, но почему он прятал вновь обретенную конечность, стало понятно только после его слов.