Исколотое тело
Шрифт:
Господин Мандулян внимательно обдумал этот вопрос, прежде чем ответить, и, наконец, сказал:
– Вы знаете, что из себя представляют девушки. Возможно, она поссорилась с ним и даже могла пригрозить разорвать помолвку, но я не сомневаюсь, что она не намеревалась предпринимать ничего, что нельзя было бы изменить. Конечно, она бы сказала мне, если бы это было так.
– Это именно то, что я имел в виду, – сказал Флеминг, – и сразу по нескольким причинам я рад тому, что ваше мнение совпадает с моим. Видите ли, – добродушно продолжил он, – говоря профессионально, я хотел бы исключить
Глаза Флеминга пристально наблюдали за миллионером, и он мог бы поклясться, что проблеск какой-то эмоции отразился на его лице, но Мандулян хорошо себя контролировал, и этот проблеск почти тут же исчез.
– Но, – продолжил Флеминг, – если мы смогли убедиться, что она не ссорились с ним, во всяком случае, серьезно, тогда, разумеется, этот мотив сразу отпадает.
Мандулян встал и прошелся туда-сюда по комнате.
– Она не могла поссориться с ним всерьез, Флеминг, – сказал он. – Тогда бы она пришла прямо ко мне. Она всегда приходит прямо ко мне насчет всего. Это совершенно не в ее характере – скрывать что-то от меня, да и от любого, на самом деле. Она открыта и откровенна. Она бы вернулась сюда из коттеджа Перитона и сказала бы: «Папа, все кончено».
– Именно так, – согласился Флеминг и добавил про себя: «Вы, кажется, вдруг чрезвычайно заинтересовались этой новой теорией, приятель». Вслух он продолжил, медленно, подбирая слова: – Конечно, если это была размолвка влюбленных, то это списывает со счетов возможный мотив у вашей дочери – если он у нее вообще был, так сказать, – но в то же время это почти наверняка доказывает, что Перитон приходил сюда в субботу поздно вечером, как и намеревался утром.
На этот раз на лице миллионера не появилось ни проблеска эмоций, разве что ускорилось дыхание и проявились общие признаки нервозности, которые всегда выдают преступников, когда они понимают, что преследователи на верном пути. Но господин Мандулян прекратил свое хождение и застыл, как бородатый ассирийский сфинкс посреди комнаты. Он не шевелился и не моргал. Флеминг намеренно смотрел в пол и задумчиво продолжил:
– Да, он сказал, что придет в субботу, и, вероятно, сделал это.
Господин Мандулян ответил тихо, как можно более непринужденно и естественно:
– О нет, он не пришел к ужину в субботу.
– Я не имел в виду ужин, – мягко ответил Флеминг. – Я имел в виду, что он пришел позже – намного позже.
– Правильно ли я понял, мистер Флеминг, – холодно сказал Мандулян, – вы намекаете на мое бесчестье, как отца?
– Я думаю, – ответил Флеминг, – что будет лучше, если мы закончим этот разговор в присутствии вашей дочери.
После минутного колебания хозяин позвонил, и они в молчании дождались прихода Дидо Мандулян.
– Боюсь, мисс Мандулян, у меня есть еще вопросы, – сказал инспектор, выдвигая вперед стул.
Девушка пожала плечами и молча села.
– Во-первых, как звали хористку?
Она посмотрела на него с удивлением.
– Хористку?
Мандулян вмешался.
– Вы имеете в виду ту, от которой я помог откупиться Перитону?
– Да.
– А,
– А вы, сэр?
– Нет. Перитон никогда не говорил нам этого.
– Понимаю. И вы действительно порвали с Перитоном в субботу утром?
Мандулян снова вмешался, легко и естественно.
– Да, Дидо, мистер Флеминг и я размышляли, не было ли это просто размолвкой влюбленных, которая ничего не значит.
Тут не было никаких сомнений: отец подавал дочери знак.
Однако Дидо его не заметила и сказала:
– Это был окончательный разрыв. Я порвала с ним.
– Если только все это не было иначе, – воскликнул Мандулян, и Дидо спросила скучающим тоном:
– Что ты имеешь в виду?
– Ваш отец подразумевает, что если вы, скажем так, порвали с мистером Перитоном, то все в порядке. Если же мистер Перитон… хм… порвал с вами… – Флеминг не окончил фразы, и отец снова подал дочери знак:
– Если это был окончательный разрыв, моя дорогая, надеюсь, ты дала бедняге отставку быстро. Для мужчины неприятно быть отвергнутым.
На этот раз дочь безошибочно ответила на знак.
– Я была мягка, насколько это было возможно.
– Но, конечно, – продолжил отец, – если разрыв был окончательным, как ты говоришь, то не могло быть и речи о том, чтобы увидеться с ним снова.
– Разумеется.
– Вы с ним больше ни разу не виделись? – спросил Флеминг.
– Ни разу.
– И в субботу, поздно вечером?
– Нет.
– Но вы не сказали отцу о том, что ваша помолвка была расторгнута. Довольно странно, что вы этого не сделали.
– В субботу отец весь день был на охоте. Я хотела сказать ему об этом после ужина, но он устал и рано отправился спать. На следующее утро я не видела его до обеда. Потом я рассказала ему.
– Нет, дорогая, – сказал Мандулян, – ты не сказала мне.
– О, что ж, тогда я забыла об этом.
– Забыли об этом? – спросил Флеминг. – Хотя вы знали, что ваш отец намеревается передать Перитону значительную сумму денег, чтобы тот вышел из затруднительного положения и смог жениться на вас?
– Я не знала. Я имею в виду, я не знала, что он собирается передать Перитону деньги в тот день.
– Понимаю, – быстро сказал Флеминг. – Что ж, я больше не стану вас беспокоить. Я сожалею, что пришлось задать так много вопросов, но вы знаете, что это такое. Вся наша жизнь состоит в том, чтобы задавать вопросы и пытаться получить ответы.
Он поклонился, быстро отправился в «Тише воды» и вызвал Мэйтленда.
– Быстро возьмите блокнот, запишите это! – воскликнул Флеминг, как только вошел сержант. – Я приму ваши отчеты потом. Но мы должны записать это, пока впечатления свежи. Примечания к разговору с Теодором и Дидо Мандулян.
1. Дидо ничего не знает о хористке и никогда не слышала о ней, пока Мандулян о ней не заговорил.
2. Мандулян не знает имени хористки.
3. Мандулян думает либо (а) что его дочь совершила убийство, либо (б) что у нее были мотив и возможность сделать это и (в) что если бы у нее были мотив и возможность, она почти наверняка сделала бы это.