Искорка надежды
Шрифт:
— Как… Как вы… — начинаю я, но она, кажется, понимает, о чём я хочу спросить.
— Я смирилась, — говорит Ариадна. — Терпение и смирение — всё, что мне осталось. Мои дети выросли, скоро пойдут внуки и наследники. Жизнь короткая, но насыщенная, но что стоит одна жизнь среди миллиардов?
Что-то подобное говорила и моя мать, но значения этих слов абсолютно разные. Жертва и жертвенность.
— Вы сильная женщина, — говорю я, хотя мой голос звучит скорее шокированно, чем восхищённо.
— Фрея, ты напоминаешь
— А ещё умный и внимательный, — соглашаюсь я.
Мы выходим на балкон. На перилах лежит смерзшийся снег, а с козырька свисают сосульки. Мы смотрим на небо и наблюдаем, как два белоснежных диска лун теряются в высоте елей.
Я в тёплой мантии, а Ариадна лишь в бархатном платье, её голова снова покрыта тканью и закреплена золотым ободом.
— Тристан обещал не касаться меня, пока я не позволю… точнее, пока сама не захочу, — говорит она.
— Он тяжело перенёс нашу с отцом историю. Кажется, он никогда не простит поступки Фауста.
— А вы? Вы простили?
— Нет, но я отпустила, — отвечает она. — Знаешь, в чём разница между любовью и плотским желанием? — спрашивает Ариадна, заглядывая мне в глаза. Я вижу своё отражение в её радужке, размытое слезной пеленой.
— В безумном желании получить плотское удовольствие мысли перестают иметь значение. А зачем они? Когда тобой движет зов тела, не нужно думать. И ты идёшь по головам, чтобы получить свой трофей.
— Любовь — это другое… — закончила она за меня.
— Именно. Ты изменила моих сыновей. Я должна быть тебе благодарна за то, что мой первенец начал думать.
— Простите? Я не понимаю, о чём вы.
— Каспиан всегда был в центре внимания и жадно этим пользовался. Он не любил, а лишь желал. Рядом с тобой он изменился. Он пользовался девушками, не думая о том, что они к нему чувствовали. А рядом с тобой он начал осознавать, что есть нечто большее, чем просто плотская любовь.
— Мне кажется, неуместно об этом говорить. И я ни в коем случае не хотела, чтобы наши отношения с Каспианом выходили за рамки родственных, — говорю я, а слова так и режут по сердцу. Я правда не хотела.
— Это не важно, — женщина сцепила пальцы в замок. — Важно лишь то, что ты можешь менять людей. Ты — символ искупления.
Ариадна молча уходит, а я ещё некоторое время стою, пытаясь успокоить пылающие щёки и унять покалывание в пальцах. Я хватаюсь за перила, которые покрыты коркой снега, и он мгновенно тает под моими ладонями. Это снова мой дар.
Возвращаюсь в зал. К моим родителям присоединился Клавдий. Он что-то доказывает отцу. Мне странно смотреть на посла. Хотя документы уничтожены, я уверена, что он замешан в этом.
Клавдий активно пытается
Я иду к отцу, чтобы попытаться его вразумить. Убедить его не объявлять войну и не подвергать людей смерти и лишениям.
Пробираясь между вельможами, я держу свою мантию, на которую так и норовят наступить. Уверенно приближаюсь к своей цели, когда чья-то крепкая рука тянет меня обратно.
Никто не замечает, как меня нагло уводят из зала. Я вижу перепуганное лицо Аниссы, которая бросается в неизвестном мне направлении.
Понимаю, что Дерек нагло тащит меня к коридору замка.
— Отпусти, что ты делаешь!? Мне больно! — пытаюсь вырваться, но голос кузена звучит, как чарующий гипноз, хоть грубо и отрывисто.
— Заткнись! Потерпишь, тебе всё равно осталось недолго. — Он усмехается.
— Ну? Ничего мне не скажешь? Изумительно. — Он смотрит вперёд, тащит меня за собой, а я, словно зачарованная, послушно иду, едва успевая переставлять ноги.
Открываю рот, чтобы закричать, но ничего не получается. И это до чёртиков пугает меня. Он оборачивается как раз в тот момент, когда на моём лице явственно отражается ужас.
Что он задумал? Чего он хочет?
— Раз уж ты ничего не хочешь спросить, а жить тебе осталось несколько минут, я могу тебе раскрыть несколько своих секретиков.
Из моей груди вырвался всхлип, я почувствовала, как меня охватывает удушье. Но меня продолжали тянуть вглубь замка, и даже если бы я упала, меня бы поволокли волоком.
— Знаешь, что это за капли от нервозности? О, это чудесное варево! Честно говоря, я даже не верил в положительный исход, но старуха меня не подвела. Подумать только! Сейчас ты будешь делать всё, что я тебе прикажу. Я бы с удовольствием с тобой поиграл, ты слишком хорошенькая. Но времени у нас мало, — произнёс он.
Он бесцеремонно толкнул меня в зимний сад, и я споткнулась о свою мантию, упав на колени и разбив их в кровь. Кожа на моих ладонях была содрана, а в ранках осталась сухая земля, смешанная с моей кровью.
— Вставай! — Он схватил меня за воротник мантии и потянул вверх. Застёжка плаща уперлась в моё горло, перекрывая кислород. Я поднялась и начала кашлять, потирая шею. — Как же отец с тобой намучился. И травил тебя, и убийцу из своего круга подослал, а ты всё не умирала! Да ты даже не сгорела! Ничего, я всё сделаю сам. Отец ещё будет мною гордиться.
Он говорил не со мной, а сам с собой, рассуждая о своём. К сожалению, я всё понимала.
Покушения на меня и убийство лжефреи — всё это рук Клавдия. Он собрал вокруг себя круг предателей короны.