Исковерканный мир

Буркин Юлий Сергеевич

Начальник тюрьмы подумал, что утро, возможно, и не столь прекрасное, как ему казалось.

– Во-первых, ваше высочество, - начал он, - они англичане. И, по-моему, высокородные. Я даже побоялся поместить их в обычную камеру.

– Вздернуть, - заявил герцог.

– Во-вторых, - у них есть деньги.

– Вздернуть, - повторил герцог.
– А деньги - в казну.

– В-третьих, один из пленников - прелестная женщина.

– Да-а?
– протянул герцог.
– Ладно. Остальных - вздернуть.

– Еще

один - пускает изо рта дым, а третий превосходно рисует.

– Рисует? Гм-гм, - герцог неодобрительно посмотрел на тюремщика и, утерев салфеткой жирный рот, смилостивился.
– Ладно. Давай взглянем. Или я не прославленный меценат?

Очередная идиотская рожа, которую Фабио изобразил на загрунтованном полотне, вновь не удовлетворила Уолтера.

– Да нет же, нет!
– закричал он.
– Опять не то! Ну что, разве среди ваших знакомых не было еще большего урода?!

– Куда уж больше?
– возмутился Фабио.
– Ей Богу, так меня не истязали и в застенках Ордена!

Он тут же углем сделал другой набросок.

– Нет!
– не унимался Уолтер.
– Рожа должна быть жирная и тупая!

– Если бы вы показали мне этого человека хотя бы на миг, я бы выполнил то, что вы требуете! Я же говорю, у меня феноменальная память. Но не могу же я поочередно рисовать всех идиотов, которых когда-либо видел…

– Почему всех?
– распалялся Уолтер.
– Я же говорю: рожа жирная и тупая!

Дверь со скрипом открылась, и на пороге возникли тюремщик и герцог.

– Вот она!
– истерически закричал Уолтер, тыча пальцем герцогу в лицо.

Спустя час беглецы оказались в замке герцога, и вскоре, умытые, сытые и переодетые они уже мило беседовали с хозяином, расположившись в беседке его сада. В первую очередь, герцог осведомился, возьмется ли Фабио написать его портрет, и тот вызвался приступить немедленно. Пока он готовил к работе кисти и чистый холст (перенести изображение герцога на заветную картину «Гнев» ему по памяти не составит труда), переводчиком для Дмитрия и Элизабет стал Уолтер:

– Он приносит извинения за дурное обращение с нами его людей в тюрьме. Он говорит, что сам он без труда распознал бы в нас знатных англичан, а вот слуги его туповаты. Он просит нас быть его гостями и обещает прекрасное обращение, а вам, - он кивнул Элизабет.
– свое просвещенное общество.

Элизабет старательно изобразила благодарность.

– Он обещает вам почитать свои стихи, - добил Уолтер.
– Этот хам собирается читать вам их и день, и, между прочим, ночь.

Мило улыбаясь, Элизабет спросила:

– Уолтер, вы уверены, что он не знает английского?

– Абсолютно.

С лучезарной улыбкой на лице, она обернулась к герцогу и ласково защебетала:

– Ах ты, старый жирный сукин сын. Засунь свои стихи себе в задницу и

заткни ее своим титулом.

Уолтер слегка замялся, а затем что-то «перевел» герцогу, и тот весело засмеялся и дружески похлопал Уолтера по плечу.

– Полный идиот, - с выражением великой признательности на лице сообщил Уолтер остальным.

Фабио приступил к работе. Герцог, вдохновенно позируя, по памяти читал свои вирши Элизабет. Уолтер переводил.

Шли дни.

– Подобно пчелке, подлетевшей к прелестному цветку, - с мрачным лицом монотонно бубнил Уолтер, - вы, Элизабет, подлетели к этому старому хрычу. Цветок уже было хотел завянуть, но вы, между прочим, вернули его к жизни и цветению.

– Браво, - помахивая веером, благосклонно улыбнулась Элизабет, сидевшая напротив.

Дмитрий отвернулся, чтобы спрятать улыбку, в то время как Уолтер продолжал «переводить»:

– Как мне надоели все эти пчелки и прочие насекомые. Скорей бы, что ли, осень наступила, и все эти цветочки усохли. Хочу домой, дружочек мой. Вот его стих заканчивается, закругляюсь и я, а то, как бы он…

Герцог с особой страстью произнес последнюю строчку, и Уолтер с подъемом, взмахнув рукой, закончил:

– Чего неладного не заподозрил!

Элизабет похлопала в ладоши. Герцог разразился пламенной тирадой.

– О!
– воскликнул Уолтер.
– Это что-то новое. Он сказал, что завтра, по окончании работы над портретом, он устраивает бал, на котором покажет картину и вас своим знатным друзьям. Вы будете королевой бала.

Элизабет мило улыбнулась герцогу:

– И все-таки в этой надутой жабе что-то есть…

Выставленная на балу картина вызвала восхищение у приглашенных. Дамы ревниво рассматривали Элизабет и при любом удобном случае льстили герцогу и вились вокруг него. В исполнении струнного квинтета звучал менуэт, и Элизабет, не обращая внимания на настырных итальянок, поочередно танцевала со всеми знатными мужами, чувствуя себя в этом обществе, как рыба в воде. Не терялся и Фабио, лихо отплясывая с какой-то юной жеманной особой.

– Вы уверены, что завтра мы сможем покинуть это место?
– улучив минуту и выйдя из залы на веранду, спросил у Уолтера Дмитрий.

– Если Элизабет будет так беззастенчиво кокетничать, он может и не отпустить ее.

Они понимающе переглянулись.

– Честно говоря, - продолжил Уолтер, - у меня какое-то неприятное предчувствие. В конце концов, за нами погоня. И мне не верится, что мы сумели замести следы.

– Пока что нам везет, - заметил Дмитрий.
– Всюду мы ускользали от опасности в самый последний момент…

Словно в подтверждение его слов послышалось цоканье копыт, и во двор замка въехала запыленная карета в сопровождении всадников.