Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Ремарк Эрих Мария

Он долго стоял рядом с лежавшим на земле 509-м. Тепло от барака овевало его, словно искусственное лето. Но он не чувствовал этого тепла. 509-й мертв. Ему казалось, будто погибло не семьдесят, а несколько сотен человек.

Старосты быстро приняли на себя руководство лагерем. В обед уже работала кухня. Заключенные, вооружившись, охраняли ворота, на тот случай, если эсэсовцам придет в голову вернуться. Был образован и начал работу комитет из представителей всех блоков и сформирована команда, которая

должна была как можно скорее обеспечить реквизицию продуктов в окрестных деревнях.

— Я вас сменю, — раздался чей-то голос.

Бергер поднял голову. Он так устал, что смысл слов уже не доходил до его сознания.

— Укол, — произнес он и вытянул вперед руку. — Иначе я свалюсь. Я уже ничего не вижу.

— Я немного поспал, — откликнулся тот же голос. — И теперь могу вас сменить.

— У нас кончаются анестезирующие средства. Они нам просто необходимы. Из города еще не вернулись? Мы посылали людей в госпитали.

Профессор Свобода из Брюнна, заключенный из чешского барака, наконец, понял, что происходит: перед ним был смертельно уставший автомат, который по инерции продолжал работать.

— Вам необходимо поспать, — повторил он громче.

Бергер замигал своими воспаленными глазами.

— Да-да, — пробормотал он и вновь склонился над чьим-то обгоревшим телом.

Свобода взял его за руку.

— Спать! Я вас подменю! Вам нужно спать!

— Спать?

— Да, спать.

— Хорошо, хорошо. Барак… — Бергер на какое-то мгновение пришел в себя. — Сгорел барак.

— Идите на вещевой склад. Там для нас поставили несколько коек. Идите туда и поспите. Я разбужу вас через пару часов.

— Часов? Да если я только лягу, меня уже будет не разбудить. Мне надо еще… мой барак… я должен их…

— Уходите же, наконец! — потерял терпение Свобода. — Вы уже и так много сделали.

Он подозвал одного из помощников.

— Отведите его на вещевой склад. Там для врачей поставили несколько коек. — Он взял Бергера за руку и повернул его к двери.

— 509-й… — произнес Бергер в полусне.

— Да, да, хорошо, — ответил Свобода, который ничего не понял. — Конечно. 509-й. Все в порядке.

Помощник снял с него халат и вывел его из комнаты. Бергер не сопротивлялся. Свежий воздух обрушился на него, как тяжелый водопад. Он зашатался и остановился. Водопад продолжал реветь у него в ушах.

— Боже мой, я же оперировал, — пробормотал он и уставился на помощника.

— Конечно, — ответил тот. — А что же ты еще мог делать?

— Я оперировал, — повторил Бергер.

— Ну конечно! Сначала ты делал перевязки и смазывал маслом или чем-то там еще, а потом вдруг взялся за нож и пошел орудовать. За это время тебе сделали два укола и влили четыре чашки какао. Ты им здорово пригодился — с такой оравой им без тебя было бы не управиться!

— Какао?

— Да. Для себя эти друзья ничего не жалели. Чего у них только не было — какао, масло и бог знает что еще!

— Оперировал.

В самом деле оперировал… — прошептал Бергер.

— Да еще как! Я бы никогда не поверил, если бы не увидел этого своими глазами. При твоем-то весе! Но сейчас тебе нужно на боковую. Будешь спать, как король, на настоящей койке. Какого-нибудь шарфюрера! Пошли.

— А я думал…

— Что?

— Я думал, что уже никогда не смогу…

Бергер посмотрел на свои руки, повернул их ладонями кверху, затем бессильно опустил вниз.

— Да, — проговорил он, — спать…

День выдался серый. Возбуждение росло. Бараки гудели, словно ульи. Это было странное состояние — состояние неопределенности, какой-то непонятной свободы за колючей проволокой, полной надежд, слухов и напряженного, темного страха. В любой момент могли появиться эсэсовские команды или отряды гитлерюгенд. Все найденное на складе оружие было распределено между заключенными, но две-три роты солдат могли бы навязать лагерю тяжелый бой, а двух-трех орудий хватило бы, чтобы не оставить от него камня на камне.

Мертвых собрали и свезли в крематорий. Другой возможности не было: трупы сложили друг на друга, как дрова. Лазарет был переполнен.

После обеда над городом вдруг показался самолет. Он выполз из-за низких облаков.

Заключенные пришли в смятение.

— На плац! Все, кто может ходить, — на плац!

Из облаков вывалились еще два самолета. Они описали круг и присоединились к первому.

Моторы ревели. Тысячи глаз были прикованы к небу.

Самолеты быстро приближались. Старосты привели часть людей из рабочего лагеря на плац и выстроили их в две длинные шеренги, образующие огромный крест. По четыре человек на каждом конце креста размахивали белыми простынями, которые притащил из казармы Левинский.

Самолеты уже кружили над лагерем. С каждым кругом они опускались все ниже.

— Смотрите! — крикнул вдруг кто-то. — Крылья! Опять!

Заключенные махали простынями. Они махали руками, они кричали сквозь рев моторов. Многие, сорвав с себя куртки, вертели их над головой. Самолеты еще раз прошли над самыми крышами бараков, опять приветственно помахав крыльями, затем исчезли.

Толпа хлынула обратно в бараки. Все то и дело поглядывали в небо.

— Сало… — сказал вдруг кто-то. — После войны четырнадцатого года пошли посылки с салом, из-за океана…

И тут все неожиданно увидели на дороге, у подножия холма, первый американский танк, тяжелый, приземистый и страшный.

Глава двадцать пятая

Сад был залит серебристым светом. Остро пахло фиалками. Фруктовые деревья у южной стены, казалось, были облеплены розовыми и белыми мотыльками.

Альфред шел впереди, за ним трое американцев. Они старались ступать как можно тише. Альфред указал рукой на хлев. Американцы бесшумно рассредоточились.