Искры гаснущих жил
Шрифт:
Ночь. Темнота. И дождь, пусть и не сильный.
— Как разглядел-то? — завершил список сомнений Филипп.
— Так допросите вашего свидетеля.
— А не выйдет, — со смешком отозвался следователь. — С ним местные работали… я ж недавно тут… помощники Кейрена его допросили и выпустили на все четыре стороны. Идиоты.
Брокк мысленно согласился с подобной оценкой.
— И вот как теперь найти его? А главное, знаете что? Сам Кейрен исчез куда-то… наши его и дома искали, и у полюбовницы его… уж извините, что так откровенно.
Филипп сплюнул.
А Брокк понял, что именно не давало ему покоя: запах. Тонкий, едва уловимый аромат меда, которого не должно было быть на этом месте. Откуда взялся?
Чай.
Холодный чай с медом. И серебряный ком металла, некогда бывший флягой.
Ошметки ткани, по странной прихоти судьбы сохранившей серый цвет, но сделавшиеся неестественно хрупкими. Клок рассыпался в руках, однако и этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы понять: Кейрен из рода Мягкого Олова был на взорванном складе.
Глава 13
Остаток дня Кэри бродила по дому.
Из комнаты в комнату, уже забывая, бывала ли в них прежде. Она касалась чужих вещей, пытаясь среди них найти успокоение, но память не отпускала.
…посмотри на меня, — голос Сверра звучал в ушах, и Кэри зажимала их, отворачиваясь.
Зря.
Будет только хуже. Он всегда добивался желаемого, и сейчас жесткие пальцы впились в подбородок.
— Открой глаза, Кэри. Не выводи меня. Пожалуйста.
Большой палец прочертил линию над бровью.
— Разве я когда-нибудь обидел тебя? — он сам отвечает себе. — Обидел. Но не специально. И ты знаешь, что с тобой я пытаюсь быть другим. Если бы ты помогла…
Почти просьба, но Сверр замолкает, а Кэри открывает глаза.
На него сложно смотреть.
— Вот так, милая.
— Я не хочу туда идти, — просить бесполезно. И прятаться тоже.
Жаловаться?
Леди Эдганг не услышит. А отец… он слишком боится Сверра, чтобы перечить ему.
— И я не хочу, чтобы ты там была, — соглашается он, но не убирает руку. Его тепло ощущается сквозь тонкую ткань перчаток. — Но у меня дела. И встречи. Ты же не хочешь, чтобы я подвел своих… друзей.
Друзей у него нет.
Есть те, кто готов пойти за Сверром.
— Не упрямься, Кэри. На тебе будет маска, — он сам подает ее, черную, обтянутую шелком, гладкую и холодную. — И я никому не позволю тебя обидеть.
— Зачем я нужна?
Ответ известен:
— Потому что мне так хочется.
Сверр не привык отказывать себе в желаниях. И надев маску, сам завязывает ленты. Его пальцы, нырнув под темное покрывало волос — парики он выбирает красивые, но Кэри ненавидит эти чужие волосы — задерживаются на плечах дольше дозволенного. Кэри начинает бить дрожь. А он, наклоняясь к уху, закрывает глаза и дышит, втягивая аромат ее страха.
Позже он протянет ей флакон с духами, дешевыми, купленными в аптекарской
— Почему? — его дыхание щекочет шею, и губы едва-едва не касаются кожи. — Почему ты меня так боишься?
— Не тебя, но…
…того, кто прячется в нем, глядя на мир светлыми безумными глазами.
Этот кто-то, не имеющий имени, появляется в сумерках, чаще — на полную луну. Он приносит с собой запах крови и побуревшие перчатки, которые оставляет на постели Кэри. Он идет по коридору, приговаривая:
— Раз-два-три-четыре-пять…
И слуги, едва заслышав его голос, прячутся, а дом притворяется мертвым.
Скрипит половица, предупреждая Кэри.
Она просыпается, но только затем, чтобы закрыть глаза. Она слышит его, стоящего за дверью, дышащего шумно, с каким-то болезненным присвистом. И протяжный, едва различимый ухом звон колокольчика, висящего над дверью. Он придерживает колокольчик, чтобы Кэри не проснулась.
И любуется ею.
Иногда подбирается к кровати, наклоняется, и тогда Кэри ощущает его запах, тяжелый, звериный и смешанный с вонью спиртного.
Он сбрасывает перчатки и садится у кровати, осторожно кладет руку на простынь, и пальцы его тянутся к ладони Кэри, но никогда не касаются. А он, склонив голову к плечу, раскачивается и напевает песенку, глупую детскую песенку о потерянном времени.
— Помоги мне, — шепчет он. — Пожалуйста…
Кэри помогла, но не знает, как. А он уходит незадолго до рассвета.
— Я понимаю, — Сверр убирает локон, выбившийся из-под сетки для волос. — Я и сам иногда… хочу себя остановить. Не получается.
Он лжет.
Не пытается, возможно когда-то, когда он лишь вернулся из Каменного лога, привнеся в себе того, другого, Сверр и сдерживался, но это было давно.
Если и вовсе было.
— Но тебе, Кэри, нет нужды бояться. Тебя, — он вновь подчеркивает это слово, — я никогда не трону. Мне хватит… иных игрушек.
— А я не игрушка?
— Ты — нет, — он критически осматривает ее наряд, серый и скромный, проводит пальцами по воротничку, пробегает по пуговицам. — Ты моя сестра. И я тебя люблю.
Его любовь была хуже ненависти.
— Те девушки…
— Не думай о них, — набросив на плечи Кэри плащ, Сверр бережно закалывает полы его брошью. — Всего-навсего люди… людей и так слишком много. Прошу вас, леди. Карета ждет.
Всегда наемная.
Пара лошадей. И старый экипаж, не единожды крашеный, но все равно какой-то облезлый. Он скрипит и покачивается, подпрыгивая на мостовой, и Сверр кривится. Его раздражают запахи, которых в подобных экипажах остается множество. Он разбирает их и мрачнеет, все сильнее стискивая руку. Назавтра появятся синяки, но их не будет видно — у всех платьев Кэри длинные рукава.