Искры
Шрифт:
Ехал он на санках, укутавшись тулупом, и только глаза его, как два агата, сверкали из-под шапки, будто что выискивали в степи. «Все они одинаковые, бабы, — думал он. — Ни чувств, ни честности, ни черта не ценят. Так не все ли равно честно я буду поступать с ними или нет?»
Под санями скрипел снег, вихрем летел из-под копыт лошадей, осыпал Яшку с ног до головы, но он все смотрел и смотрел в щелку между воротником тулупа и шапкой, видел, как лошади покрылись пеной, и чувствовал запах их пота.
Дорогу перебежала лисица. Яшка оживился, с сожалением
Яшка вздохнул.
Спустя каких-нибудь полчаса он чертом пронесся улицей маленькой деревушки с невзрачными домиками и въехал на взмыленных лошадях в раскрытые ворота барской усадьбы.
Чургин наладил работу нового кружка в Югоринске, снабдил кружковцев литературой для чтения и вернулся к себе в Александровск. Дома его ожидали приятные вести. Варя сообщила, что его назначают помощником штейгера на руднике Акционерного общества, а Стародуб уже присылал за ним мальчика. Чургин только улыбался и ничего не говорил.
— Что ж ты молчишь? Не нравится тебе это? — не понимала Варя.
— Нравится, милая, и это, и то: и назначение, и беспокойство обо мне Стародуба.
В порыве радости он обнял ее и тихо сказал:
— Ты понимаешь? Господину Чургину доверяют попрежнему, а товарищ Чургин попрежнему будет делать свое дело. Вот чему я радуюсь, милая. Ух, ты-ы!
— Ой, Илья! Кости же поломаешь.
— Это от любви и от хорошего настроения.
Придя на шахту, Чургин направился к штейгеру Соловьеву поблагодарить его и за отпуск и за новое назначение.
— Вы, кажется, готовились сдать экстерном экзамен на штейгера? Я вам помогу в занятиях, и вы получите диплом с медалью, — сказал Соловьев.
— О, это уж слишком!
— Это меньше того, чего вы достойны, Илья Гаврилович. Я говорю без лести.
Чургин был взволнован. Он поблагодарил Соловьева и дал слово в ближайшее время начать готовиться к экзамену.
Ознакомившись с состоянием работ в шахте, Чургин зашел в уступы к Митричу, отозвал его в сторону.
Старик обрадовался, увидев его:
— A-а, Илья Гаврилыч! Ну, как оно ездилось? Нагостился там, у себя в России? — и, подойдя ближе, понизил голос: — Тут прямо заждались тебя. Загородный что-то не туда свернул, против Семена пошел.
Чургин знал, что Загородный и Борзых Семен — друзья. Что вдруг случилось?
Но Митрич ничего толком не мог ему объяснить.
— А поди разберись. Загородный вроде за шахтеров душой болеет и говорит, что надо подыматься против хозяев и требовать облегчения рабочей жизни, и Семен вроде толкует про то же. Семен говорит: мол, надо учить народ, как подыматься, мы, мол, должны учить шахтеров этому; а Загородный говорит, что нам, мол, надо еще у шахтеров самим учиться. Ну, Семен обозвал его канонистом, или колонистом, не понял я. Словом, что-то нехорошее, несогласное получилось в кружке, а что — в толк не возьмут ребята.
Чургин понял, о чем
— Да, плохие новости ты мне сообщил, старина.
— Плохие, про то и толкую, — подтвердил старик. — Потому все и ждут тебя.
Чургин выбрался из шахты, посмотрел на часы. До конца работы оставалось еще часа два, и он пошел к штейгеру доложить, что видел в шахте и что думает делать. В конторе ему встретились подрядчики.
— A-а, Илья Гаврилович! — хором воскликнули они. — Разрешите поздравить!
— Очень рады, сердечно рады.
— Магарыч, магарыч полагается, Илья Гаврилович, — прошепелявил старик Ильин.
Чургин бросил на подрядчиков холодный взгляд и молча прошел мимо. Жемчужников натянул на лоб фуражку, задумался:
— Надо что-то сообразить. Он теперь сведет с нами счеты: через неделю нас тут не будет.
— Мы деловые люди. Надо поросеночка или на платье купить и отнести жене. Жены — большая сила и такими тоже командуют, — сказал, Ильин, плутовато подмигивая, и, оглянувшись на дверь, за которой скрылся Чургин, подумал: «Хорошо, очень тонко я тогда, после забастовки, обошелся с ним. Я знал, что так будет».
После работы Чургин зашел к Семену Борзых и от него узнал, что Загородный был на кружке с двумя приезжими из Петербурга и выступил против резких статей в «Искре» об экономистах.
Возмущенный и растревоженный, Чургин не пошел домой, а направился к Загородному. Тот сидел за столом, пил чай и читал «Рабочую мысль». При виде Чургина он свернул газету, весело поздоровался и спросил:
— Где это ты пропадал, Илья, столько времени?
— Родных ездил проведать, — ответил Чургин, затем поставил лампу у порога, помыл руки у умывальника и обратился к жене Загородного: — Саня, налей-ка и мне стаканчик чаю.
Не спеша он налил чаю в блюдечко, бросил в рот кусочек сахару и, подув, также не спеша выпил. Потом оторвал листочек от газеты Загородного, насыпал в него махорки и закурил.
Загородный побледнел от охватившей его досады.
Чургин пустил под потолок колечко синего дыма, спокойно сказал:
— Спасибо, Саня, за чай. Ну, а теперь рассказывай, Илья.
— О чем ты спрашиваешь?
— О том, как ты перебежал к экономистам.
Загородный поправил наброшенный на плечи пиджак, стал возле печки.
— Говори, почему ты перебежал к экономистам, — жестко повторил Чургин и опять пыхнул дымом под потолок.
— Илья, что я тебе — мальчик, что ты так разговариваешь со мной? — нахмурился Загородный.
— Я с тобой не разговариваю. Как руководитель партийной организации я требую, чтобы ты объяснил свое поведение.
— A-а, требуешь? Так я тебе не подрядчик, а ты еще не штейгер, чтобы с меня требовать.
Чургин бросил к печке цыгарку, сказал жене Загородного:
— Саня, пойди, милая, посиди немного у соседки, — а когда ничего не понимающая женя Загородного вышла, он продолжал: — Илья, у меня не так много времени. Говори, я жду.