Искры
Шрифт:
Оксану тронули эти слова, и она заговорила серьезно и с чувством:
— Ты прав, Лева. Ради этого одного стоит учиться. И ты учись, брат. Твоих трех классов в жизни мало, а ты способный. Я в этом убедилась. Читай больше, все читай, я еще пришлю книг. Ах, как мне больно, что сейчас я не могу позаботиться о всех вас, о тебе, помочь вам вырваться из нужды. Ну, да я поговорю об этом с Илюшей. Он любит тебя и намерен вытащить тебя из хутора, он говорил мне.
— О нас хлопочет отец Аким, — не то шутливо, не то со злостью сказал Леон. — Он
— А ты не падаешь духом, еще шутишь, — улыбнулась Оксана и, попросив остановить лошадь, пошла рвать цветы, что-то напевая вполголоса.
Леон покачал головой, подумал: «Только была темнее тучи, и уже как рукой сняло. Не в нашу породу это у нее». Желал сделать сестре приятное, он достал из-под полсти косу, немного отойдя от дороги, накосил ковыля вместе с цветами и снес на дроги. Подтянув супонь на хомуте, он хотел было кликнуть Оксану и ехать, как возле байбачного курганчика заметил человека. Человек что-то делал — то припадал к земле, скрываясь за ковылем, то вновь приподнимался, и от него, убегая, над степью стлался синеватый дымок.
Оксана махала ему рукой, что-то кричала. Леон догадался, что это был дед Муха. И точно: старый охотник выкуривал из норы лисицу.
Леон и Оксана тихо подошли к нему.
— Кумушку загнал! — зашептал на ухо Леону дед Муха. — Да, кажись, задом повернулась, не вылазит, едять ее. Придется тащить.
Оксана смотрела на его коричневую лысину, на узкую ветхую рубаху, на короткие прохудившиеся штаны, сквозь которые выглядывали чашечки колен. «Господи, господи! Какая это жизнь?» — с тоской подумала она.
Оставив жестяную баночку с горящей серой, дед Муха, зажмурясь, подул в нору, потом запустил по плечо тонкую руку в логово лисицы. Вдруг он молниеносно выхватил руку из норы, отпрянул было в сторону, но тотчас же взял приготовленную сетку и насторожился.
— Лезет! Укусила, — с замиранием сердца шепнул он, наблюдая за норой и давая знак, чтобы Леон и Оксана отошли подальше.
И действительно, через короткое время из норы высунулась агатовочерная морда лисицы. Всегда острый, настороженный взгляд желтовато-коричневых глаз ее на этот раз поблек, пасть раскрылась, жадно захватывая воздух, и в ней поблескивали мелкие белые зубы.
Дед Муха схватил хищницу за гриву и вытащил наружу. Лиса не сопротивлялась, но он все-таки опутал ее сеткой и связал ноги и тогда лишь заговорил громко, обращаясь к своей жертве:
— Вот и умно сделала, что вылезла. А то сидела бы там, покуда задохнулась.
Оксане стало жалко зверя. Щупая шубу и трогая лисьи ушки, она сердобольно проговорила:
— Ну как вам не жалко так мучить ее, дедушка? Это ведь живое существо.
Дед Муха, закончив дело, подолом рубахи вытер лицо и заговорил:
— Это вредная тварь: курчонка душит и шкоду делает. Ее надо уничтожать. А вот тех — слышь? — он показал в лазоревую высь, где разливали нескончаемые трели жаворонки, — тех
Оксана растроганно посмотрела на его щупленькую фигуру, тихо сказала:
— Тяжелая жизнь у старика.
— Обыкновенная, мужицкая, — отозвался Леон, направляясь к подводе.
— Да, жизнь… — задумчиво проговорила Оксана.
Когда они сели на дроги, Оксана решительно предложила брату:
— Бросай, Лева, жизнь эту, хуторскую, и переезжай в город.
— «Бросай», — невесело усмехнулся Леон. — А что я там стану делать?
— Мама поможет тебе устроиться на первое время. Я позанимаюсь с тобой как следует. Хорошо возьмешься за учение — может быть, со временем заживем лучше.
Леон глубоко вздохнул и ничего не ответил. Знает он это «время». Ждал его уже, надеясь, что оно вот-вот наступит и принесет перемены в жизни, да только не идет оно и по сей день.
Они въехали в лес. Солнце скрылось за деревьями, повеяло прохладой, и легче стало дышать. Оксана тронула брата за плечо и оглянулась. По дороге за ними скакал всадник. «Яшка», — подумала она и встрепенулась. Это был действительно он.
Яшка, поровнявшись с ними, осадил лошадь, сиял картуз и провел рукой по черным вьющимся волосам. Устало и недовольно он сказал:
— Здравствуйте, Оксана! Ну, я вас не виню. А почему ты ничего не сказал? — обиженно посмотрел он на Леона. — Эх, Левка, нехорошо ты, не по-дружески делаешь!
— Да чего ты на меня-то напал? Оксана уезжает, а я виноват. Видали такого? — шутливо отозвался Леон. — Отпусти подпругу.
Яшка молодцевато спрыгнул на землю, стал отпускать подпругу, а Леон, отъехав немного, вполголоса сказал сестре:
— Не разрешай ты ему, бога ради, приезжать к себе. Помни: Яшка ничего зря не делает. С ним свяжешься — не развяжешься.
— Хорошо, — ответила Оксана, почти не слушая брата и с интересом наблюдая, с какой ловкостью Яшка, гарцуя, управлял конем с помощью поводьев и шпор.
Когда Яшка снова подъехал к подводе, жеребец его протяжно заржал. Яшка жиганул его плеткой и так натянул удила, что жеребец поднялся на дыбы. «Нечистый тебя разбирает не во-время», — досадовал мысленно Яшка и обратился к Оксане, впервые называя ее по имени и отчеству:
— Вы каким поездом едете, Оксана Владимировна? Не очень торопитесь, я смотрю.