Искры

Мелик-Акопян Акоп

Глава 22.

ПРОРИЦАТЕЛЬ

Спустившись с крепости, Аслан сел на лошадь и, не сказав ни слова, направился в южную часть ущелья Айоц-Дзор к горам Рштуни. Проводники, зная, по-видимому, куда он едет, повернули коней в ту же сторону. Я последовал за ними. Долго мы ехали молча. Каждый из нас был погружен в свои думы, подавленный впечатлениями, произведенными на нас разрушенной крепостью.

Был нестерпимо душный день, когда раскаленные горы и камни пышут огнем и ты чувствуешь себя, словно в печи. Пот льет с тебя, оставляя на лице густую соляную кору, губы трескаются, глаза горят. Подобно мелкой, едва

заметной пыли, миллионы насекомых кружатся над головами путников. Вместе с воздухом проникают они в нос и рот, лезут в глаза, заполняют уши своей неугомонной музыкой. Нет возможности избавиться от их укусов! Все обнаженные места на теле — лицо, шея, руки — как бы исколоты тоненькими иголочками. Ужаленные места воспаляются, горят. Они сосут твою кровь и взамен вливают в тебя яд. Очевидно, такова судьба этой страны: высосать все ее соки, насытиться и взамен оставить ей лишь отраву…

Раскаленный воздух распаляет воображение. Смотришь на небо — словно громадный монастырь повис в воздухе, с куполами, колокольней; смотришь вдаль, в сторону моря — ангелы небесные в полном вооружении мчатся на конях по воздуху, огромные стада овец пасутся в небесных пастбищах и горах. Что это? Я во власти призраков и привидений? Хочу спросить проводников, они знакомы с местностью, быть может, разъяснят в чем дело. Но они могут счесть меня за помешанного и посмеются надо мной! Наконец, я набрался смелости и рассказал об всем Аслану. Он объяснил мне естественные причины подобных воздушных явлений, и я был поражен. Что за дивная вещь наука! Сколько предрассудков и суеверий рассеивает и уничтожает она!

В этот час дня дороги совершенно пустынны. Изредка попадались нам всадники то группами, то в одиночку. Сидя на маленьких ретивых конях, с длинными тростниковыми копьями в руках, железным щитом за спиной, пистолетами за поясом и кривой саблей на бедре, они словно ехали на бой или возвращались с поля брани. Окинув нас подозрительным взглядом, они здоровались и проезжали.

— Это разбойники? — спросил я проводника.

— Как бы вам сказать, — улыбнулся в ответ один из них, — все они разбойники, ведь разбой — их ремесло. Те, что проехали — обычные путники. Если встретится добыча по зубам, они не прочь ограбить, но когда увидят, что трудно обобрать — поздороваются и проедут мимо.

— Выходит, они ограбили б нас, если б мы были безоружны?

— Ну, разумеется!

Слова проводника не успокоили меня. Я вспомнил зловещего зайца, перебежавшего дорогу. Нет, с нами непременно приключится беда!

Встречались также и курдские женщины, группами и в одиночку, направлявшиеся к подножью ближайших гор, где были раскинуты их шатры. Жалкие существа! Ободранные, босые, шли они по узкой, покрытой терновником дороге, которая была непригодна ни для проезда, ни для пешего хождения, скорей походила на узенькую тропинку. Они плелись под тяжестью сухих кустов и корней, собранных по окрестным холмам для топки печей. Мужья восседали на прекрасных конях, а несчастные жены стонали под непосильной ношей. Я вновь обратился к проводнику.

— Откуда они?

— Разве про курда можно сказать, откуда он. Курд — кочевник, сегодня пасет овец здесь, а завтра глядь — за десятью горами!

Солнце уже склонялось к закату, но в воздухе не чувствовалось свежести. Жажда мучила меня. Я готов был отдать полжизни за глоток воды, но до родника было далеко.

— Я захватил с собой артамедских яблок, — промолвил проводник и, остановив лошадь, достал из хурджина [112] несколько сочных плодов.

— Откушайте, — предложил он мне, — это утолит жажду.

112

Хурджин —

перекидная сумa.

Я снял кожуру ножом и с большим удовольствием стал есть сочные кисловатые яблоки. Несчастные курдянки, несмотря на тяжесть ноши, бежали за нашими лошадьми, подбирали с земли кожуру и ели с неменьшим аппетитом. Проводник дал каждой по яблоку. Их радости не было границ.

— Сколько у тебя возлюбленных? — спросил я у одной.

— Я замужняя, — расхохоталась в ответ курдянка, — а вот у той их много, чтоб ей ни дна, ни покрышки!

И ударила по голове незамужнюю подругу.

— И ты верно, не прочь отведать побочной любви!

— Когда муж бьет — да.

— Сколько у вас баранов?

— Пятьсот.

— Пятьсот! И ты тащишь на себе хворост?

— Иначе нельзя: коли не буду таскать, муж прогонит из дому и заведет другую.

Мы проехали дальше.

— Неужели курдянки легкого поведения? — спросил я проводника.

— Нельзя сказать про всех курдянок. Вот это племя — помесь с цыганами. Вообще, девушка у курдов пользуется большей свободой, чем замужняя женщина: та считается собственностью мужа.

Вдали, у подножья горы Артос показались шатры, озаренные желто-багровыми лучами заходящего солнца; они пылали огнем. Но вот солнце зашло, и чудесное видение исчезло. Все погрузилось в непроницаемый мрак. Теперь там вспыхивали, подобно маякам, огоньки, маня нас к себе.

Аслан рассказал мне, что там живет известный курдский шейх, пользующийся большим влиянием среди всех племен, его боготворят и оказывают подобающие пророку почести. «Клянусь головой шейха!» — самая великая клятва для них. Когда он выходит из бани, курды делят меж собой воду, которой он мылся, опрыскивают ею бороды; бездетные жены собирают землю, по которой он прошел, совершают волшебные заклинания, чтоб аллах даровал им детей.

— Он яростный фанатик и враг христиан, — добавил Аслан, — его ненависть доходит до крайности: при выходе из шатра он закрывает лицо, чтоб гяуры не могли увидеть его священного лика. Сколько монастырей разрушил он, сколько сжег армянских деревень! Его самое страстное увлечение — истреблять христиан!

— А почему он здесь?

— Приехал сюда после столкновения с персами.

— Какие столкновения?

— Несколько месяцев назад он совершил набег на юго-западную часть Урмийского озера и разорил несколько областей.

— Неужели он настолько могущественен?

— За один день он может призвать под ружье десять, а то и двадцать тысяч всадников.

— А где его постоянное местожительство?

— В долине реки Заб, иначе Нейри, — недалеко от Ахбака и Джуламерка. Там у него обширные владения, много деревень. Человек он весьма состоятельный.

— Богатство, вероятно, накопил грабежами?

— Ну, разумеется!

— И ты едешь в гости к такому злодею?

— Не к нему. Необходимо повидать другого человека.

— А ты знаком с шейхом?

— Знаком. Но если он увидит меня в костюме европейца, наверное, не узнает.

Было уже за полночь, когда мы подъехали к шатрам шейха. Костры уже погасли, и в лагере царила глубокая тьма.

Сгрудившиеся вокруг шатров табуны лошадей, стада коров и быков, отары овец свидетельствовали, что здесь большое становище пастухов, но в любой момент оно могло превратиться в военный лагерь. Всюду на постах бодрствовали вооруженные часовые. Проникнуть туда не представлялось никакой возможности. Собаки, словно тигры, кидались на головы наших коней. К нам подошли ночные сторожа.