Искупление кровью
Шрифт:
– Выведешь меня на прогулку?
– Марианна, не начинай, пожалуйста. Ты знаешь распорядок не хуже меня.
В дисциплинарном блоке полагалась одна прогулка, после полудня, час, и не более того. Жюстина не уступит, и надеяться нечего. Вот и решетка. Мерзкая камера разинула пасть, словно гигантский членистоногий монстр.
– Посидишь немного со мной? – робко спросила Марианна.
– Пять минут, не больше, – сжалилась охранница.
Это и так сверх ожиданий. Только с ней Марианне было приятно общаться. Женщины уселись рядышком, у стены.
– Ну
– И не говори! Не могла бы ты меня перевести в другую камеру?
– Нет, директор лично приказал тебя запереть здесь… Для острастки, чтобы ты наконец унялась и не нарывалась!
– Ну, поглядим… Плохо он меня знает, этот болван!
Марианна умолкла, насторожилась.
– Слышишь? – прошептала она.
– Что?
– Поезд, что же еще!
Жюстина тоже напрягла слух, и ей показалось, будто она различает отдаленный рокот.
– Как всегда, фанатеешь от рельсов, а?
– Как всегда… Если я когда-нибудь выйду, то первым делом сяду в поезд…
Если выйду когда-нибудь.
– Будешь осмотрительней – рано или поздно выйдешь, – заверила надзирательница.
– Скажешь тоже! Мне тогда стукнет шестьдесят, и на голове ни волоска не останется… Это будет в… две тысячи сорок пятом… Вот хрень! Просто научная фантастика! Две тысячи сорок пятый год…
– Может, тебя выпустят и до того, как тебе исполнится шестьдесят. Если не добавишь еще наград к своему послужному списку!
– И когда? Лет в пятьдесят, ты хочешь сказать? И что это меняет?
– На десять лет меньше; думаю, это меняет все.
Обе замкнулись в долгом молчании, как будто мало им было тюремных стен.
– Еще поезд… – прошептала Марианна. – Товарняк.
– Как ты их различаешь? – удивилась Жюстина.
– Он звучит по-другому, не так, как скорый! Ничего общего…
– Почему ты так любишь поезда?
– Всегда любила… Слушать, как проходит поезд, приятно. Особенно когда сидишь взаперти… Когда я была малявкой, мне только на поезде удавалось немного отъехать от деда с бабкой… В летний лагерь или к тетке. Сбежав из дома в первый раз, я тоже села в поезд… Приятно вспомнить! А ты? Можешь вспомнить что-то хорошее о поездах?
– Ну, ты знаешь, я ездила на пригородном каждый день, когда жила на парижской окраине. Так что для меня это рутина… И потом, воспоминания о поездах не всегда приятные…
– О чем ты подумала? – спросила Марианна, вытаскивая пачку сигарет.
– Не очень-то хочется об этом рассказывать…
Жюстина взяла сигарету, отвернулась.
– Я же вижу, что хочется, только начать трудно…
Жюстина грустно улыбнулась. Девочка снова права. Под напускной наглостью и бесчувствием таился дар понимания, способность проникать в то, что оставалось скрытым. И еще много других талантов… Жаль, что все это пошло прахом. Жаль, что вся ее жизнь пошла прахом.
– Это случилось давно. Я тогда была студенткой. Каждый вечер садилась на пригородный поезд, возвращалась домой, к родителям. Иногда довольно
– Когда в пригородных поездах уже небезопасно, да?
– Именно… Вагон был почти пустой, но я привыкла. Сидела, читала книгу, даже помню какую… Потом вошли трое парней. Я сразу поняла, что они нам зададут жару. Шумные, вульгарные. Мелкое хулиганье, понимаешь…
– Понимаю!
– Двое уселись напротив меня, один рядом. Я делала вид, будто их не замечаю, уткнулась в книжку… Хотя уже не разбирала слов… Даже страницу так и не перевернула… Они начали насчет меня отпускать словечки…
Жюстина смолкла, обхватила руками колени, уперлась в них подбородком.
– Спорим, они говорили, какая ты хорошенькая и прочую ерунду…
– Ну да, что-то в этом роде… А потом… один из них бросил окурок мне на ногу и растоптал… Тут я поняла, что дело серьезное и я в настоящей опасности.
Марианна сжала кулаки: ей хотелось сыграть какую-то роль в этой сцене, которая странным образом ей напоминала другую, похожую. Я бы уж заставила их покрутиться, этих мерзавцев!
– Я сказала, чтобы они угомонились, – продолжала Жюстина. – Но другой схватил меня за руку. Я умирала от страха, я кричала… И тогда какой-то мужчина, он сидел на несколько рядов впереди, встал…
Марианна побледнела.
– И вмешался? – спросила она каким-то не своим голосом.
– Да… Он подошел, потребовал оставить меня в покое. Я воспользовалась тем, что они отвлеклись, и удрала. Выйдя в проход, оглянулась и увидела, что эти трое юнцов схватили его за грудки… Я перебежала в другой вагон, потом в следующий. И в следующий за ним. Пока поезд наконец не доехал до станции. Я вышла… И… И покинула вокзал, взяла такси…
Жюстина замолчала. Марианна сидела, опустив голову, разглядывая свои ноги.
– Я так и не выяснила, что сталось с тем мужчиной, – призналась охранница. – Ты и представить себе не можешь, как я винила себя… Я ничего не сделала, чтобы ему помочь. В совершенной панике старалась убежать как можно дальше, не раздумывая… Несколько дней после этого я листала газеты, просматривала заметки о происшествиях. Так боялась прочесть, что его убили… Я хорошо его помню, во всех подробностях. Его лицо. Костюм, галстук…
– Если бы он погиб, ты бы узнала…
– Но его наверняка избили, знаешь. Он это сделал ради меня, он меня спас… А я – я так и не поблагодарила его.
– Понимаю… Но главное: ты – ты выпуталась из той истории… Что бы они ни сделали с тем мужиком, это пустяки по сравнению с тем, что могли бы сделать с тобой. И потом, он ведь прекрасно понял, почему ты сбежала… Ты еще ездила на поездах, после этого?
– Никогда. Так и не смогла. Если бы ты знала, как я перепугалась… Это странно, ведь они меня почти не тронули, но…
– Но ты как будто… все пережила так, как если бы это случилось в реальности. Боль, конечно, не такая, зато страх не меньше… В итоге ты так больше и не смогла сесть в поезд… И все-таки видишь: остались еще на свете добрые люди!