Искупление
Шрифт:
Впервые я услышала такие слова от него. Я чуть не уронила свой бокал на пол. Он только что сказал, что нуждается во мне? После всего высокомерия, всех издевок, насмешек, подавления меня?
Он сделал глоток вина и улыбнулся той ослепительной улыбкой, которая заставляла мое сердце биться чаще.
— Не надо выглядеть такой шокированной.
— Я, — многозначительно начала я, — шокирована тем, что тебе вообще что-то нужно.
Он пожал плечами.
Видимо, разговор был окончен.
— Поешь что-нибудь, — приказал он, опуская бокал
— Хорошо.
— Надень черное.
Я стиснула зубы.
— Как будто у меня есть выбор.
Он снова улыбнулся своей шикарной улыбкой.
— Ты получишь право выбора, когда я пойму, что могу тебе доверять.
— Ты думаешь, что я не достойна доверия?
— Твой отец не достоин.
— Я — не мой отец.
Вздохнув, он провел рукой по волосам.
— Докажи это.
На этом разговор был окончен.
Он подошел к двери и захлопнул ее за собой, оставляя меня в б'oльшем замешательстве, чем прежде, что весьма смущало меня, учитывая обстоятельства. Я решила, что это не стоит головной боли — он не стоит головной боли. У меня еще осталось целых триста шестьдесят четыре дня ада, прежде чем я смогу вернуться назад к нормальной жизни… Назад к тому времени, когда я не знала Николая Блазика.
Назад к временам, когда я на самом деле знала себя.
ГЛАВА 10
Полиция предполагает, что маньяк выбирает свою жертву днем,
а нападает на нее уже в сумерках.
~ «Сиэтл Трибьюн»
Николай
Эта женщина понятия не имела, что делала. Было бы так легко сломать ее — снова. Но она нужна мне сильной.
Я установил ей правила, чтобы держать все под своим контролем. Хуже всего было то, что она видела во мне монстра, когда в действительности? Я был так близок к роли рыцаря, о котором она так мечтала.
Лифт со скрипом опустился и открылся прямо под этажом, где располагалась квартира Майи. Когда двери скользнули в стороны, запах хлорки обжег мои ноздри. Это был знакомый запах, тот, который вызывал воспоминания, боль в сердце, стыд — так много эмоций. Я подавил в себе желание задержать дыхание и закрыть глаза, но это не срабатывало все разы до этого, не сработало бы и сейчас. Я подошел к своей двери, чувствуя себя одиноким.
Одиночество не было тем чувством, к которому я привык. У меня всегда были моя работа, цели, одна из которых, скорее всего, проклинала меня в этот самый момент, но мне нравилось думать, что я спасал ее.
Она просто не знала, что ее тюрьма была ее свободой.
Я открыл дверь, ведущую в мой пентхаус, и в оцепенении прошел на кухню. Стакан, уже наполненный канадским виски, стоял на стеклянном столике рядом с газетой. Я должен
— Что ты делаешь, Николай?
Голос Жак был пропитан неодобрением.
— Выпиваю, — ответил я резким тоном. — А ты?
— Тоже, — усмехнулась она. — Присоединяйся ко мне.
Я знал, где она. Сидела за фортепьяно с напитком в руке и с глазами, переполненными эмоциями.
Схватив свой стакан, я подошел к ней и тихо сел, пальцами пробегаясь по клавишам из слоновой кости, прежде чем коснуться ее руки и сжать.
— Тяжелый вечер?
Другой рукой она поднесла бокал к губам — ее рука сильно дрожала.
— А когда он не был тяжелым?
— И то правда.
— Я не уверена в ней.
Вот оно.
— Тебе и не нужно быть в ней уверенной. То, что она делает для меня, не имеет никакого отношение ни к тебе, ни к семье.
— Она тебе нравится, — Жак облизала свои рубиново-красные губы и поставила стакан. — Это делает ее другой.
— Я защищаю ее. Есть разница.
— И когда защита превратится в нечто большее? — она склонила голову, ухмыляясь одним уголком губ. Луна бросала тусклый свет, освещая черты ее лица, прибавляя годы, что послужило напоминаем о том, какой действительно хрупкой она была. — Что тогда?
— Тогда я отпущу ее.
Жак откинула голову назад и рассмеялась так, что этот звук пробирал до самых костей.
— Ты никогда не был хорош в том, чтобы отпускать то, что любишь? Помнишь ту птичку, которая была у тебя, когда ты был маленьким? Ты назвал ее Фред и отказался выпускать из клетки даже тогда, когда мы говорили, что летать по дому безопасно.
Я покачал головой, погрузившись в воспоминания. Я так боялся, что она улетит от меня, что мой страх, в конце концов, убил ее — или, по крайней мере, я в это поверил. Птица так никогда до конца и не развилась, из-за чего умерла, будучи птенчиком.
— Она не птица, — наконец прошептал я. — Она человек.
— Ох, — Жак похлопала меня по руке. — Так теперь ты видишь в ней реального человека, а не свою персональную версию подопытного кролика?
Что-то сегодня было не так с Жак. Я прищурился.
— Достаточно.
Ее улыбка поникла, сменившись на то, что выглядело как гнев, затем она пожала плечами и встала.
— Мы оба устали, и боюсь, что для меня этот день еще не закончен.
— Возможно, стоит это прекратить.
Я никогда не говорил Жак, что нужно делать, это было не в моих правилах, но я знал тот образ жизни, который она вела — и тот секрет, что лежал на нас обоих.