Искушение Марии д’Авалос
Шрифт:
— Я скажу тебе еще одно, Фабрицио. Не думай о роке, ибо это может принести нам несчастье. Верь в нашу любовь. Может быть, тебя смешат такие вещи, но я дважды в день молюсь Пресвятой Деве за нас. Мы с тобой вместе уже больше года. Мы выдержали то, что Карло известно о нас. Почему же нам не выдержать праздные сплетни и вице-короля? Клянусь тебе, что Лаура безмерно мне предана. Ведь это твоя семья, Карафа, наняла ее для меня. Она четырнадцать лет была моей спутницей и главным утешением, порой единственным. Зачем же ей лишаться своего счастья и спокойствия, ставя под угрозу мою жизнь? Что с ней будет, если я умру? Карло вышвырнет ее из дома. Она никогда не откроет наш секрет, мы будем продолжать
В следующий четверг утром Фабрицио доложил вице-королю, что церковь и государство важнее для него, чем Мария, и что вследствие этого он покончил со своей любовной связью. Ему поверили. И их любовь продолжалась в тайном дворце до осени следующего года.
Глава 14
Ночь охотника
Полено в камине упало на угли с шипящим звуком, и, подняв голову, Мария вдруг встретила прямой взгляд Карло. Он просидел напротив нее около часа, составляя примечания к нотам, разложенным вокруг него, и был так молчалив, что она забыла о его присутствии.
— Солнце благословило тебя нимбом, — сказал он любезно, имея в виду эффект от полуденного солнца на ее волосах.
— Тебе нравится, Карло?
— Да. Это навело меня на мысль, что мы должны немедленно покинуть Неаполь и постоянно жить в Джезуальдо.
Книга упала Марии на колени.
— Зачем же нам это делать?
— Это спасло бы нас всех, — серьезно ответил он, буравя ее взглядом, словно хотел загипнотизировать, подчинить своей воле. Он редко к этому прибегал — только когда хотел добиться у нее согласия в каком-то деле. Обычно она уступала, но мысль о том, чтобы покинуть Неаполь и влачить свои дни в уединенном замке, повергала ее в панику. Это еще хуже Мессины. Только не поддавайся страху, приказала она себе. Карло чуял страх. Может быть, он просто с ней играет. Она научилась справляться с ним в такие минуты, демонстрируя вежливое равнодушие.
— Это слишком загадочно даже для меня, Карло. Объясни, что ты имеешь в виду.
— Мы не можем продолжать жить здесь. До этого момента наша жизнь была объектом сплетен для дураков. Последнее время она стала беспокоить людей, достойных уважения.
— Ах, вот ты о чем. — Она вздохнула с облегчением. Карло прислушивался к досужим сплетням не больше, чем она. Он был выше подобных вещей. Значит,
— А ты бы предпочла что-нибудь более волнующее?
— Я бы предпочла что-нибудь более достойное.
— Достойное. — Он подчеркнул это слово, прищурившись и глядя в какую-то точку над головой у Марии. Потом прикрыл глаза и язвительно засмеялся.
— Возможно, ты считаешь, что я пренебрегла своим достоинством, Карло, но уверяю тебя…
— Пренебрегла, дорогая кузина, пренебрегла. И своим, и моим, — заявил он, собрав бумаги у себя на коленях, и резко положил их на стол рядом с собой. — В последние дни я получаю письма от непорочных лиц, которым ваши действия нанесли тяжелую рану, и меня просят участвовать в утомительной беседе наедине. Мне ясно дали понять, что надлежит восстановить честь моего дома.
— Что за письма? Беседа наедине с кем? — спросила Мария, теперь встревожившись.
— Если я тебе расскажу, то это сделает этих лиц еще более несчастными, так как я знаю, что твой отважный рыцарь немедленно бросится смывать пятно на чести своей любовницы, а мне хватает ума, чтобы понимать, что ты тотчас же поделишься с ним этими сведениями.
Мария молча смотрела ему в глаза, пораженная тем, что он так открыто заговорил на тему, о которой они молчали почти два года. Она ждала, когда последует то, чего она опасалась.
— Бедная Мария, — произнес он мягко, подавшись вперед в своем кресле. — Как ты побледнела.
Она поднялась, и книга со стуком упала на пол.
— Не играй со мной, Карло. Говорю тебе, я этого не потерплю.
— Есть много такого, дорогая кузина и супруга, чего мы больше не станем терпеть. И я заявляю тебе, что радостям Неаполя пришел конец. Мы отправляемся в Джезуальдо на следующей неделе. Я прикажу слугам упаковать нашу одежду, а все остальное может быть отослано позже.
— Нет!
— Сядь! — крикнул Карло. — Пожалуйста, помни, что ты принцесса Веноза, — холодно произнес он.
Взглянув на его гордое лицо, Мария ощутила боль сожаления от того, что между ними нет любви. Слезы навернулись ей на глаза, и ей захотелось их осушить, потому что после смерти Беатриче она поклялась себе никогда не плакать в присутствии Карло. Слезы вызывали у него презрение.
— Я не поеду в Джезуальдо, Карло. Я никогда не соглашусь там жить. Ты, конечно, думаешь, что это оттого, что я не вынесу разлуку с Фабрицио. Но есть и другая причина. Неаполь — центр моей жизни. В любом другом месте я тоскую по этому городу. Когда я вернулась из Мессины, то пообещала себе, что никогда больше не буду жить нигде, кроме Неаполя, и я выполню свое обещание. Возможно, ты считаешь, что можешь принудить меня уехать в Джезуальдо. Вероятно, можешь, но обещаю тебе, что найду способ сюда вернуться. — Она хотела было добавить, что тогда ему придется мириться с еще большим количеством сплетен, но передумала — это выглядело бы угрозой и разозлило бы его еще больше.
Карло взял в руки колокольчик и громко позвонил. В дверь заглянул слуга.
— Скажи Лауре, чтобы шла сюда, — велел он.
Внешне Мария оставалась спокойной, но душу ее охватило смятение. Что ему нужно от Лауры? Только одно. Он прикажет ей собирать вещи Марии.
Постучав в дверь, молодая женщина вошла в комнату и присела перед Карло в реверансе.
— Распусти волосы твоей госпожи, — приказал он.
Лаура взглянула на Марию, потом снова на хозяина, ничего не понимая.
— Делай как я сказал! — нетерпеливо произнес он.