Искушение
Шрифт:
– Как хорошо! – шагая к ближайшему магазину, Женя улыбалась. Она не могла сдержаться, но прохожие смотрели на нее с недоумением. В этом коротком обмене взглядами сложился беззвучный монолог, в котором Платова оправдывала свою веселость. – Я молода, у меня все впереди!
Весенний настрой несколько портил пустой магазин, в котором образовалась очередь-змейка за хлебом. Взглянув на плотно заполнивших магазин людей, Женя опытным взглядом оценила ситуацию:
На Женю окружающие смотрели со сдерживаемой яростью, готовой вот-вот выплеснуться. Раздражение перерастало в свою последнюю стадию. Спокойное, отрешенное лицо Жени не вписывалось в атмосферу нарастающего напряжения. Кто-то уйдет из магазина без хлеба – единственного товара, который завозили в магазины того времени. Только хлеба на всех не хватало. Перспектива искать другой магазин, выстаивать еще одну очередь казалась ужасной. Осиротевшие без привычного ассортимента прилавки смотрели на теряющих надежду покупателей холодным светом.
Женя все-таки купила хлеб, с неудовольствием обнаружила, что в кошельке осталось очень мало денег. Баринские выделяли все меньшие суммы на расходы, а Платова хотела, чтобы у нее оставалось поле для фантазии. Куховарить она любила, но раньше делала это вместе с бабушкой, а та старалась как можно меньше времени тратить на приготовление еды. Женя напротив: не жалела на это сил. Платова успела открыть закон: чем больше времени тратится на приготовление блюда, тем быстрее оно съедается. Но принимать восторженные похвалы Геннадия Ивановича и Влады Сергеевны стало необходимостью. Женя словно пыталась им доказать, что без нее они больше не справятся, что без нее их холодильник снова будет полупустым. Она варила борщи, супы, пекла пирожки, пряники, лепила вареники, жарила блины с припеком, запекала грибы в сметане.
Несколько раз Влада с ревностью принимала такие разносолы. Она вдруг стала доказывать, что тоже может приготовить нечто подобное, но у нее на это не остается времени. Геннадий, видя, что Женя обижается, сглаживал ситуации с присущей ему дипломатичностью.
– Ну, хватит вам соревнование устраивать, дорогие женщины. Обе хозяйки хоть куда. Это я вам как лучший эксперт заявляю со всей ответственностью!
На этот раз Женя возвращалась домой, неся в хозяйственной сумке самое необходимое. И оно теперь было
Кризис коснулся всех. Особенно больно ударил по тем, кто с трудом воспринимал перемены и не желал принимать как реальность бесповоротность произошедшего. Одна большая, некогда великая страна перестала существовать, обрушивая на своих бывших граждан бурный поток проблем. Многие все еще не могли поверить в то, что ничего не будет как прежде, что нужно привыкать к новому положению вещей, пока проявляющемуся в обнищании одних и быстром возвеличивании других. Надежды на возврат к прошлому таяли, а будущее пока представлялось весьма противоречивым и туманным.
Ресторан, в котором трудилась Влада, работал без прибыли. В больнице Геннадия не выплачивали зарплату, отправляли персонал в отпуска без сохранения содержания. Всем приходилось перестраиваться, меняться, изворачиваться, приноравливаться. Женя принадлежала к тому меньшинству, которого всеобщий кризис не коснулся: она получала свое вознаграждение в прежнем объеме, а Нина Степановна – заботу в возрастающем. Правда, общаться с ней становилось все труднее. Мать Баринского принадлежала к тем, кто не хотел смотреть в глаза реальности. Когда Женя говорила, что в магазине нет яиц, нет молока, а за хлебом нужно выстаивать невероятную очередь, она делала круглые глаза, смотрела с недоверием, отмахивалась, когда сын говорил, что лекарства – ему, врачу – достать практически невозможно, а массажист требует за свою работу сумму, в три раза большую, чем договаривались ранее.
– А ты почему не просишь поднять тебе зарплату? – поинтересовалась Нина Степановна. Она сидела в инвалидном кресле, наблюдая за четкими, отлаженными движениями Жени. Та как раз перестилала ей постель и замерла с чистой простыней в руках. Ей даже в голову такое не приходило. Она бы и без денег работала, лишь бы подольше оставаться в этом доме. Она так и не успела ничего ответить, как старуха злорадно произнесла: – Ничего, вот умру, быстро тебя из дома наладят. Тогда пожалеешь, что отказалась от моего предложения!
Это был второй раз, когда Нина Степановна вернулась к этой скользкой теме. Женя заправила простыню и принялась беспощадно колотить подушку. Назвав про себя старуху сучкой, Платова призадумалась: что ни говори, а права ведь старая вешалка.
Конец ознакомительного фрагмента.