Искушение
Шрифт:
– Ты, Женька, витаешь где-то в облаках, – подхватила Галя Пестряк. Бойкая девчонка, завидующая Свете и в угоду ей, нападающая с насмешками на Платову.
– Ну, что ты, Галочка, – Светлана с победным видом оглядела присутствующих, – она в навозе утонула, а не в облака взлетела.
Женька тогда сжала кулаки, но отвечать на издевки не стала. Не в первый раз. Это поначалу было больно, обидно. Теперь всегда она готова к тому, что вечерняя прогулка, на которую она шла с неохотой, закончится очередными выпадами в ее адрес. Сироту каждый может обидеть, защитить некому. Бабушке жаловаться нельзя. Она, святая наивность, уверена, что такую
– О чем задумалась, внучка? – вернулась в дом баба Дуся.
– Просто так, ничего интересного.
– Ты, Женюшка, не кривись, кушай. Да на часы поглядывай. Время ведь не идет – летит. Не управимся.
– Что?
– Кушай, говорю. Меньше думу думай, работы невпроворот. – Евдокия Ивановна вытерла пот со лба. – Я уже две грядки прошла, а ты все над кашей мечтаешь. О чем? О чем, милая?
Бабушка села напротив, положила натруженные руки на колени. В ее выцветших усталых глазах застыл немой укор. Женя давилась кашей, но ела так быстро, как могла. Запивала парным молоком, желая провалиться сквозь землю от этого пристального взгляда. Может быть, бабушка узнала о Витьке? Что-то слишком напориста она сегодня. Нет, не похоже. Евдокия Ивановна выложила бы все напрямую, не стала бы ходить вокруг да около. Назвала бы шлюхой или дурой – тут Женя не была однозначно уверена.
– Все, готова я. – Женя поднялась из-за стола, поправила косынку. – Только посуду вымою.
Вздохнув, Евдокия Ивановна вышла из дома. Она давно замечала, как тяготит внучку работа. Знала, что мечтает о красивой жизни, беззаботной и легкой. Не сладко жилось ей и при живых родителях, но с ними она чувствовала себя защищенной, улыбалась чаще. Теперь все больше молчит, никогда не знаешь, что у нее на уме. Нет у внучки чувства радости и удовольствия от малого. Тянется девчонка к сказкам, что с экрана их старенького телевизора подогревают распаленное воображение. Трудно осуждать ее за это. Молодая, здоровая, умная, она не хочет весь век копаться в огороде, убирать в птичнике, доить коров до артрита, до распухших суставов.
– Бабушка, а ты когда-нибудь была счастлива? – Евдокия Ивановна не заметила, когда внучка присоединилась к ней в борьбе с сорняками.
– Конечно, – ответила, не раздумывая.
– Расскажи.
– Замуж по любви выходила, – прерывисто дыша, начала бабушка.
– Так это ведь давно было.
– Трудно говорить, девочка, когда вот так тяпкой махать нужно. У меня дыхание сбивается. Вот закончим, тогда и поговорим, хорошо? Вечерком за чаем, семечками. Ну, как получится, милая.
– Хорошо. – Все свое недовольство Женя вымещала на жизнестойких сорняках. К тому же на небе снова светило солнце. Оно нещадно припекало спину, поясницу. Женя думала о том, что дождик был бы очень кстати. Хотя бы ненадолго позволил оторваться от нудного занятия.
Часам к десяти Евдокия Ивановна раскраснелась от работы и жары. Несколько часов тяжелого труда измотали ее. Пожилая женщина нуждалась хотя бы в кратковременном отдыхе. Тяжело опираясь о тяпку, бабушка наблюдала за вялыми движениями внучки. Устала и та, пора перерыв сделать.
– Давай прервемся, Женюшка. Пойдем кваску попьем.
– Нет, я хочу закончить. Ты иди, бабуля, я еще
– Смотри, как бы голову не напекло. Жарища, воздух тяжелый, горячий. Пойду готовить для нас с тобой разносолы.
– Ой, баб, ты как скажешь! – не разгибаясь, буркнула Женя.
– А-то! – Евдокия Ивановна, прихрамывая, пошла к дому. Во дворе умылась прогретой солнцем водой в кадке, с облегчением перешагнула порог, попав в царство освежающей прохлады.
Переодевшись, Евдокия Ивановна затеяла тесто для вареников. Готовить она любила. Еще девчонкой внимательно наблюдала за своей матерью, бабушкой, когда те куховарили. Давно усвоила главное правило: не заниматься приготовлением еды в дурном настроении. Мать покойница говорила, что все зло и раздражение в разносолы уйдет, весь вкус испортит. Вот поэтому взяла себе за правило Евдокия Ивановна готовить, припеваючи. Быстро замесила тесто. Творог еще утром отжала – хорошие должны получиться вареники. Женя любит со сметаной.
Внучка вернулась с огорода. Быстро привела себя в порядок, надела домашнее и присоединилась к бабушке. Вдвоем долепили быстро, ладно, с песней. Время от времени переглядывались, улыбались. В такие моменты Женю охватывало необъяснимое чувство растворения в этой доброте, открытости и доверии. Как будто это и было то самое счастье: вот так улыбаться и видеть лучики-морщинки в уголках глаз бабушки. Неужели все так просто? Почему же так часто ей, Женьке Платовой, чего-то не хватает? Почему она чувствует себя ущербной, несчастной?
– Пойду к соседке. Обещала принести ей трав, – сказала Евдокия Ивановна. – А ты отдохни, внученька. Приду, будем вареники варить.
– Не хочется есть, Дуся. Жарко очень.
– Ну, как скажешь, Женечка.
– Дуся, я в город хочу уехать, – выпалила она. Евдокия Ивановна застыла на пороге. – Ну, что ты так на меня смотришь, бабуля? Ты же сама все видишь. Разве можно жить в нашей глуши?
– Можно, а что мы, по-твоему, делаем?
– Выживаем. Улавливаешь разницу? – Женя сжала виски. – Мы словно пещерные люди. Здесь стареют в два раза быстрее, а знаешь, почему? Потому что на любую мелочь приходится тратить вдвое больше сил и нервов. Тридцатилетняя женщина, работающая на ферме, похожа на высушенную воблу столетней давности! А я не хочу стареть! Не хочу доить коров! Не хочу копаться в огороде! Мы едва сводим концы с концами. Это стыдно! Я молода и здорова. Короче говоря… Мне нужны деньги.
– Денег? – усмехнулась Евдокия Ивановна. – Для чего?
– На билет, на проживание хоть на какое-то время. Уехать мне нужно. У тебя есть сбережения, я знаю. Скромные, кровно заработанные, но есть. Отдай их мне, пожалуйста. Я ведь никогда тебя ни о чем не просила.
– Умру не сегодня завтра, на что похоронят меня, подумала? – бабушка вытерла набежавшую слезу.
– Ты будешь жить долго, Дуся! – Женя подошла, обняла ее за плечи. – А я вернусь за тобой. Устроюсь и заберу тебя из этой глуши.
– Хорошо говоришь, внучка.
– Сделаю еще лучше!
– Как же ты в городе одна, без образования, без профессии? Ты коров-то доить толком не научилась, а в городе за чей счет жить собралась? Деньги имеют свойство быстро заканчиваться, – насторожилась Евдокия Ивановна. – На сколько хватит моих сбережений? Жизнь городская от нашей отличается.
– Знаю, поэтому и хочу уехать.
– На что жить будешь?
– Выкручусь. Не я первая, не я последняя, – уклончиво ответила Женя.