Искуситель (часть 3)
Шрифт:
– Вы будете к нам ездить?
– шепнула наконец преры вающимся голосом Надина.
– Какой вопрос!
– Честное слово?
– Клянусь вам...
– Не клянитесь, а приезжайте завтра вечером. Но тише! Кажется, сюда идут. Князь Двинский и приятель мой Закамский, оба без масок, подошли к дверям комнаты, в которой мы сидели.
– Полно, князь, перестань!
– говорил Закамский. Как тебе не стыдно!
– Напротив, мой друг! Очень стыдно. Ребенок свел ее с ума, а я... ах, черт возьми!..
– Да с чего
– С чего?.. Послушай, Закамский! Если б дело шло о Горации или Виргилии, даже о французской словесности, то я бы не пикнул перед тобою: ты человек ученый - тебе и книги в руки. Но дело идет о женщине, так теперь твоя очередь, извольте, сударь, молчать: эта грамота вам не далась! Да помилуй, разве ты слеп? С тех пор, как твой благочестивый Грандисон побывал у нее в доме и вдруг перестал ездить, что с ней сделалось? Куда девалась ее любезность и эти розовые щечки, которыми ты так любовался?
– Да, это правда, она похудела, но разве это чтонибудь доказывает?
– Конечно, ничего, да почему же всякий раз, когда назо вут при ней по имени твоего приятеля, эти бледные щеки становятся опять розовыми?.. И бывает же счастье людям, которые не умеют им пользоваться!
– Все это вздор, князь! Правда только, что она с некоторого времени почти всегда нездорова. Вот хоть сегодня, полчаса не могла пробыть в маскараде.
– А что? Ты думаешь, она уехала домой?
– Я сам видел.
– И я видел, да не верю. Тут есть какая-нибудь хитрость. Хочешь ли в заклад?.. Она опять здесь, только в маске.
– Почему ты это думаешь?
– Так, мне кинулся в глаза один розовый башмачок... Или я вовсе в этом толку не знаю, или эта ножка... Да погоди, дай мне только еще раз повстречаться...
– Злой человек!
– шепнула Надина.
– Они идут сюда... Пойдемте в залу. Мы сошлись в дверях с князем; он вежливо посторонился, взглянул с улыбкою на голубое домино Днепровской, потом на меня и шепнул что-то своему товарищу.
– И, нет!
– сказал громко Закамский.
– Он не знаком с графинею. Мы поспешно прошли через все гостиные и смешались с толпою, которая по-прежнему теснилась в зале.
– Оставьте меня!
– сказала Днепровская. Я не успел еще отойти в сторону, как Двинский подошел к Надине и сказал вполголоса:
– Как я рад, beau masque (прекрасная маска (фр.)), что вы так скоро выздоровели.
– Вы ошиблись: я вас не знаю, - отвечала Надина, разу меется, не своим голосом. Она хотела от него уйти, но не было никакой возможности продраться сквозь толпу.
– Скажите, - продолжал Двинский, - здоров ли monsieur votre epoux? (Ваш уважаемый супруг (фр.)) Он, верно, играет в вист? Днепровская молчала.
– Не бойтесь!
– шепнул князь.
– Я не назову ни вас, ни его по имени. Да что с вами такое было? Верно, от духоты? Напрасно вы опять сюда пришли. Вот в этой угольной комна те, где вы сейчас были, гораздо прохладнее. А кстати! У вас, кажется,
– Милостивый государь!
– вскричал я, схватив за руку князя.
– Чего хотите вы от этой дамы?
– Чего? Какой нескромный вопрос!
– сказал князь, взглянув на меня с насмешливой улыбкой.
– Вы с нею вовсе не знакомы.
– Неужели? Позвольте хоть немножко! Не так коротко как вы - о, это другое дело!.. Но я бы вам советовал получше переменять ваш голос, а то - знаете ли что? Вот хоть Днепровский уж очень недогадливый человек, а тотчас вас узнает и, право, догадается, что вы только к нему не хотите ездить в гости. Я совсем растерялся и не знал, что отвечать, к счастию, Надина, пока я говорил с князем, успела перейти в другую сторону залы и скрыться в толпе. С четверть часа я искал ее по всем комнатам. Со мною повстречался барон.
– Помилуй!
– сказал он.
– Что ты так бегаешь? Я насилу мог тебя догнать.
– Не видел ли ты, - спросил я, - маску в голубом домино и мужской круглой шляпе?
– Не беспокойся, - отвечал барон, - я проводил ее до кареты. Ну что, мой друг, мы завтра вечером вместе?
– Да!
– Какое счастье! Наконец вы умилостивились! Знаешь ли, мой друг, у меня гора с плеч свалилась? Я люблю тебя, а ты был так смешон, так смешон!.. Двинский прозвал тебя Грандисоном, а ее Кларисою...
– Двинский!.. Если б ты знал, какой негодяй этот Двин ский!
– Не сердись на него, мой друг, его роль также не очень забавна! Он без ума влюблен в Днепровскую, а она его терпеть не может.
– Да разве это ему дает право быть дерзким!
– И, душенька! Да кого бьют, тот всегда кричит: ведь ему больно! Этот избалованный женщинами повеса может ли спокойно видеть торжество соперника, который не хочет даже воспользоваться своею победой?
– Какой я соперник? Что за победа? Я обещал Днепровской быть ее другом и больше ничего. Да поверь, барон, она и сама не думает о любви. О, мой друг! Если б ты знал, какая эта чистая, неземная душа!..
– Ого!
– вскричал барон.
– Неземная душа!.. Да это, кажется, любимое ее словцо?.. Ну, я вижу, в ученике прок будет: он переимчив. Однако ж скоро два часа. Что, тебе надоело шататься?
– Очень.
– Так поедем. Забрось меня домой и ступай в моей каре те. Тебе надобно выспаться. Днепровский ужинает очень поздно, а завтра он тебя без ужина не отпустит предобрый человек! Когда я приехал домой, Егор подал мне письмо: его привез дворецкий Ивана Степановича Белозерского, присланный в Москву закупить годовую провизию. Я взглянул на адрес и покраснел: он был написан рукою Машеньки. Я мог обманывать других, называть любовь дружбою, уверять всех, что Надина в меня влюблена, но во мне была еще совесть, а она говорила совсем не то.