Искуситель (часть 3)
Шрифт:
– Но зачем себя обманывать?
– продолжала она, не отнимая руки, которую я прижимал к груди моей.
– Оно прошло, это время детских надежд и заблуждений! Мужчина с непорочным сердцем, мужчина, способный понять эту пламенную страсть души, это чувство, в котором все чисто, как чисты ясные небеса... Нет, нет! Этот идеал еще менее возможен, чем тот, о котором я некогда мечтала!..
– Надина!..
– вскричал я.
– Жена в диванной?
– раздался за дверьми голос хо зяина. Надина вскричала и побежала навстречу к своему мужу.
– Здравствуй, мой друг, здравствуй!
– сказал Днепров ский, входя в диванную.
– Здравствуйте, Александр Михай лович! Бога ради, Наденька, чаю скорей, чаю! Я совсем за мерз! Днепровская позвонила в колокольчик.
– Если б ты знала, - продолжал Алексей Семенович, повалясь в
– и кошелек и книжку с деньгами, все забыл дома! Что будешь делать? Скорей назад!.. Откуда ни возьмись, приятель ваш, барон Брокен. "Куда?.. Зачем? Помилуйте! Да на что вам деньги? Берите у меня, сколько вам угодно". Ты знаешь, мой друг, что я этого терпеть не могу. Я отказался, барон стал меня уговаривать, а там заговорил о том, о сем, слово за слово, да продержал меня с полчаса в передней. Умный человек этот барон - очень умный, а такой болтун, что не приведи господи! Уж он меня маял, маял, насилу вырвался! Лишь только я вышел на улицу, вдруг из переулка какой-то сорванец на лихой тройке шмыг прямо на возок! Его ...... попала между моих коренных, мои лошади начали бить, его также, а там уже я ничего и невзвидел, знаю только, что очутился на Дмитровке и что мой возок лежит на боку. Я кое-как из него выполз... глядь: господи боже мой!
– упряжь перепутана, дышло пополам, человека нет, кучер бежит позади, один форейтор усидел на лошади! Что делать? Дожидаться долго, дай возьму извозчика. Как на смех, ни одного! Авось встречу какого-нибудь Ваньку... Иду - нет как нет! Ну, словно сговорились! Поверишь ли, вплоть до дому все шел пешком, да уж зато как и передрог! Холод, ветер, эта дурацкая медвежья шуба запахнуться не хочет, топырится в стороны - смерть, да и только! Ах, матушка, скорей чаю! Бога ради, скорей! Дай душу отвести!
– Сейчас подадут, - сказала Надина, - а ты меж тем сядь поближе к камину - вот так! Бедняжка! В самом деле, как он озяб!.. Через несколько минут подали чай, и, когда Днепровский совсем обогрелся, Надина спросила, не прикажет ли он зало жить сани или другую карету?
– Нет, моя душа!
– вскричал хозяин.
– Теперь ни за что не поеду. Ты не можешь вообразить, какая погода. Пусть себе князь Андрей Ильич играет с кем хочет, а я слуга покорный!.. Постой!.. Мне кажется, я слышу голос барона?.. Что это ему вздумалось? Днепровский не ошибся: это точно был барон.
– Что с вами сделалось, Алексей Семенович?
– сказал он, войдя в комнату.
– Поехали на минуту и вовсе пропали. Уж не вы ли, Надежда Васильевна?
– Нет, барон, - прервал хозяин, - я сам не хочу ехать, меня разбили лошади.
– Что вы говорите?.. Однако ж вы не ушиблись.
– Слава богу, нет, но так прозяб, так устал, идучи пеш ком домой, что теперь ни за какие блага в мире не тронусь из комнаты.
– А ведь я к вам послом: князь Андрей Ильич...
– Без меня не может составить своей партии в три и три? Да воля его, а я сегодня с ним не игрок.
– Сжальтесь над бедным князем! Вы знаете, он ни в бостон, ни в рокамболь не играет.
– Уж это не мое дело.
– Сделайте милость, поедемте! Я в четырехместной ка рете: вам будет и тепло и спокойно. Вы не можете вообра зить, как тоскует бедный князь, на месте не посидит, ходит из комнаты в комнату и от нечего делать выпил две кружки сельтерской воды, того и гляди, примется за третью. Что вы, уморить, что ль, его хотите?
– Нет, барон, ни за что не поеду.
– Решительно?
– Решительно.
– Ну, если так, позвольте же и мне у вас остаться.
– Милости просим.
– Не хотите ли, Алексей Семенович, в пикет?
– Очень рад! Эй, малый! Стол, карты.
– Да не лучше ли нам сесть в гостиной?
– И здесь хорошо.
– Там лучше: пикетная игра требует большого внимания, а здесь Надежда Васильевна начнет разговаривать с Александром Михайловичем о своем Карамзине, пойдут споры, заслушаешься, снесешь четырнадцать, пропустишь картбланш... Нет, право, Алексей Семенович, сядемте лучше там!
– Пожалуй! По мне, все равно. Барон и Днепровский сели играть в гостиной, а я остался опять вдвоем с Надиной, но минута очарования прошла: я совершенно опомнился. Напрасно Днепровская старалась приметным образом начать снова прежний разговор - я как asdrn бы не понимал, чего
III
ДРУЖЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА
Во всю ночь я не мог заснуть ни на минуту и на другой день, несмотря на скорое пособие врача, мне не только нель зя было встать с постели, но и даже не мог притронуться к больной ноге. Я не чувствовал никаких лихорадочных припадков, голова моя была свежа, и когда я лежал спокой но, то и нога не очень меня тревожила, следовательно, я мог свободно думать, размышлять, вспоминать о прошедшем и поверять на просторе собственные мои чувства. Я не мог в них ошибаться. Днепровская пленяла меня своим умом и красотою, любовь ее льстила моему самолюбию, но я любил одну Машеньку, и каждый раз, когда оставался наедине с собою, эта любовь с новой силою оживала в душе моей. Когда я был розно с Надиною, то постигал возможность и расстаться с нею, и забыть ее навсегда, но расстаться с Машенькою, истребить эту первую любовь из моего сердца, забыть ее - о, нет!
– я чувствовал, что это совершенно невозможно. Последний разговор мой с Надиною не выходил у меня из головы. Она любила меня, в этом я давно уже не сомневался, но я надеялся, что у нас никогда не дойдет до объяснения, а вчера она почти призналась мне в любви своей, и я сам - что грех таить!
– готов был поклясться у ног ее, что люблю ее страстно... Да, я точно это чувствовал, по крайней мере, в ту минуту, когда прижимал ее руку к моей груди и она шептала своим очаровательным голосом: "Здесь мы были б счастливы, а там вечно неразлучны!" Что, если б Днепровский несколькими минутами позже воротился домой?.. От одной этой мысли меня обдавало холодом. Конечно, князь Двинский стал бы смеяться надо мною, барон постарался бы доказать, что все эти клят вы в вечной любви, как следствие минутного восторга и какого-то морального опьянения, ничем нас не обязывают, но я думал совсем иначе. Отец моей невесты, прощаясь со мною, сказал, что тот, кто обольстит невинную девушку или разведет мужа с женою, никогда не будет его сыном. Эти слова врезались в мою память. Я знал, что мой опекун сдер жит свое слово, что он будет неумолим, и, признаюсь, начи нал чувствовать вполне всю опасность моего положения. Прошло дней десять, а я все еще не мог вставать с постели. Барон навещал меня каждый день, сидел со мною часов до пяти сряду и сделался под конец совершенно необходимым для меня человеком. Мало-помалу я начал свыкаться с его образом мыслей, разделять его понятия о разных предметах и перестал пугаться его философии. Хотя барон не успел сделать из меня решительно вольнодумца, но сильно поколебал все прежние мои верования, и я не чувствительно дошел до того, что иногда умничал и фило софствовал не хуже его, то есть порол такую дичь, что и теперь как вспомню об этом, так мне становится и совестно и стыдно. Однажды барон приехал ко мне часу в десятом вечера.
– Ну что?
– сказал он, садясь подле моей постели. Как ты себя чувствовал?
– Я совершенно здоров, и если б только мог ступать на ногу...
– А ты все еще не можешь?
– Не могу.
– Прошу покорно!.. Ну, если это продолжится еще месяца два?..
– Два месяца? Что ты! Я с тоски умру.
– И, полно, не умрешь! Ты очень великодушно переносишь это несчастье, но бедная Надина!.. Начинаю за нее бояться, она так исхудала, что на себя не походит. Как эта женщина тебя любит!
– Послушай, барон!
– прервал я.
– Что тебе за охота говорить беспрестанно об этой любви, которую я не должен да и не могу разделить, не потому, чтоб я считал это за какое-нибудь ужасное преступление, - прибавил я, заметив насмешливую улыбку барона, - о, нет! Но ты знаешь, чего я боюсь.
– Ты боишься пустяков, мой друг. Да неужели ты в самом деле думаешь, что разведешь Днепровского с женою? Какой вздор! Надина женщина умная, она знает, чего требует от нас общество. Обманывай мужа сколько хочешь, только живи с ним вместе.