Искусительница Кейт
Шрифт:
Как он накажет того, кто осмелился стрелять в него, пусть и непреднамеренно? И как ей защититься – да и всем им, – когда он окончательно поправится?
Глава пятая
Грейсон закрыл глаза – даже такое небольшое усилие, как выпить приготовленное Кейт противное на вкус снадобье, утомило его. Но он не привык спать на людях. Это делало его уязвимым, а таковым он никогда не был.
Он притворился спящим, ожидая, что девушка уйдет. Ей незачем было оставаться – ведь ему стало лучше, и умирать пока что он не собирался. Но она не ушла,
Ему совсем не нравилось, что сейчас он испытывает непонятную слабость. Правда, присутствие девушки, той самой, что, переодевшись мальчишкой, стреляла в него, как ни странно, поддерживало его. Это противоестественно, криво усмехнувшись, подумал маркиз. Тем не менее он поверил и ее объяснениям, и сожалению, сквозившему в этих поразительных глазах. Да и как можно не доверять женщине, проливающей слезы у тебя на груди? И она не притворялась, выжимая из себя несколько слезинок, – это был крик души. Так плачут от боли и обиды. Он хотел бы утешить ее, смягчить боль, помочь ей найти выход из всех трудностей, но… сил у него хватало лишь на то, чтобы сесть в постели. Собственная слабость просто выводила его из себя.
Приподняв ресницы, Грейсон посмотрел на нее и увидел, что она в свою очередь украдкой наблюдает за ним. Чего она боится? В ее глазах он не углядел страха. Тогда что за странный блеск? Страсть?
Эта мысль напомнила ему об эротических сновидениях, преследовавших его, пока он метался в бреду, и смутным вихрем кружившихся в воспаленном мозгу: ласковые прикосновения прохладных рук к телу, лихорадочное вожделение, вдруг охватывающее его. Но сейчас, глядя на нее, чопорно сидящую в кресле в поношенном муслиновом платье с выцветшим узором, Грейсон понял, что его сны не имели никакого отношения к реальности.
Тут он ощутил напряжение в нижней части живота и вспомнил, что лежит голый. Кто его раздел? Он знал, что это сделала она, но тем не менее спросил:
– Это вы за мной ухаживали?
Она кивнула в ответ, и щеки ее заполыхали, однако взгляд его она выдержала. Такой девушке можно бросить вызов, возбужденно подумал он и тут же отметил, что, по крайней мере, весьма важная часть его тела не пострадала от болезни. Эта мысль взбодрила его, но пришлось согнуть в колене ногу, чтобы скрыть определенную неловкость.
– Почему вы это делали? – без обиняков спросил он.
– Больше некому, – также прямо ответила она.
Тайна, окружавшая девушку, не рассеялась. Кто она, эта серьезная юная особа с нежными руками? Может быть, все происходящее лишь плод его воображения и он выдумал ее от скуки? Она совсем не напоминала Шарлотту, была маленькая и хрупкая, но вся светилась чистотой, а это пронзило ему сердце. Он увидел в ней силу, честность и ум.
Грейсон глубоко вздохнул и закрыл глаза; хватит фантазировать! Он, скорее всего, еще не совсем здоров, и ему необходим отдых. Он никогда не засыпал в присутствии посторонних,
Держа поднос в одной руке, Кейт направилась к отцовской спальне. Вдруг она услышала какой-то стук. С замиранием сердца она отворила дверь и облегченно вздохнула, так как обнаружила Грейсона сидящим на краю постели и явно собирающимся встать, а не лежащим на полу.
– Что вы делаете? – воскликнула она и кинулась к нему, торопливо поставив поднос с завтраком на стол.
– Я не могу больше лежать, – ответил он тоном, не терпящим возражений. Но на Кейт это не произвело должного впечатления.
– Ну нет, вы ни в коем случае не должны вставать. Еще вчера вы горели в лихорадке! – сказала она.
– А сегодня я уже не горю, – ответил он, сверля ее взглядом.
Кейт не так-то легко было испугать.
– Вам нужно сохранить силы. Посмотрите, что я вам принесла на завтрак.
– Опять овсянка? – Он пренебрежительно поднял бровь.
– Нет. На этот раз хлеб с молоком и немного тушеного мяса.
– Молоко?
– Да, молоко, – подбоченившись, ответила Кейт. – Вы, конечно же, предпочли бы коньяк или шампанское?
– Молоко я пить не буду. Я вам не грудной младенец!
Кейт окинула взглядом его длинную фигуру в отцовской ночной рубашке, которая едва доходила ему до колен. Мускулистые икры были красивой формы, а босые ступни изящно изогнуты в подъеме. Она вспомнила, как касалась его ног, и щеки у нее порозовели. А свою мужскую силу ему не было надобности доказывать – она слишком хорошо ее ощущала. Кейт с трудом перевела глаза на его лицо, уверенная в том, что встретится с его ироническим взглядом. Однако никакой насмешки она не увидела. Холодный взгляд серых глаз скрывал огонь, бушевавший в их глубине, но жар от него проникал внутрь ее тела, отчего у Кейт ослабели ноги. Она резко отвернулась, чтобы избежать его зачаровывающего взгляда, и занялась едой на подносе.
– Вам не удастся вечно держать меня здесь.
Его слова пронзили ее, словно ножом. У нее перехватило дыхание, и она замерла. Хорошо хоть он не видел выражения ее лица. Конечно же, Роут хочет уехать, но нетерпение, прозвучавшее в его голосе, ранило Кейт – ведь она почти целую неделю ухаживала за ним, предвосхищая каждое его желание и беспокоясь, как бы он не умер. Она рассердилась на себя – стоит ли обижаться на этого надменного джентльмена.
– Мне нужно встать, – раздраженно сказал он.
Кейт промолчала, но мысленно обозвала его неблагодарным, высокомерным нахалом. Ей захотелось силой влить молоко ему в глотку.
– Черт возьми, девчонка, я должен воспользоваться ночным горшком!
Кейт мгновенно обернулась.
– А кто вам его подавал, пока вы болели?
Его лицо посуровело и застыло, а глаза метали молнии, так что Кейт даже сделала шаг назад, испугавшись той внутренней силы, что временно была заглушена лихорадкой. Небритые щеки и подбородок делали его похожим скорее на разбойника, а не на маркиза. Противником он был бы грозным, и Кейт пожалела, что не удержалась от своего поспешного замечания. Такие, как он, никогда не просят помощи и не ценят, когда ее получают, независимо от обстоятельств.