Искусник

Большаков Валерий Петрович

Возле «Дома с рыцарями» я заметил Варана с каким-то парнем, нестриженным и неухоженным, однако меня не протянуло сквознячком тревоги, лишь коснулось легкое удивление.

– Здоров, художник! – ухмыльнулся «крученый», и я пожал протянутую руку.

– Здоров. Меня искал?

– Разговор есть, – понизил голос Варан. – Тут один фраерок подкатывал к Лыске, – он кивнул на лохматого кореша, – предлагал тебя отметелить, да так, что… Мочкануть, короче. И лавриками тряс. «Триста тридцать каждому!»

Даже теперь испуг меня не достал,

я лишь внутренне собрался.

– А этот фраер… – затянул я, – он, случайно, не на оранжевом «Москвичонке» подкатывал?

– Точняк! – тряхнул лохмами Лыска.

– А описать сможешь?

Раскрыв альбом, я набросал контур лица.

– Не-е… У того ряшка покруглее.

Поправки… Уши… Прическа… Глаза…

– Фраер очки носил. Такие, с толстой оправой. С черной.

– Подкорректируем…

Губы… Нос… Тени… Растушевочка…

– Похож! – кивнул Лыска. – Он, в натуре.

– Ла-адно… – затянул я, разглядывая набросок. – Будем искать. Спасибо, что просветили!

– Это Пахом велел цинкануть, – негромко сказал Варан. – Ну и… помочь, если что.

– Огнестрел сможешь достать? – озадачил я его с ходу. – Не за так, лавэ наскребу.

«Крученый» не удивился моей просьбе – смоля сигаретину короткими затяжками, он подумал и кивнул.

– Есть «тэтэшник» без крови – сперли со склада. Еще в смазке. Тебе за сотню отдам. Патроны отдельно.

Мы ударили по рукам.

– Первого мая притащу, когда парад. В кафе «Космос».

«Красный дом». Вечер того же дня

Лидин дом стоял квадратной скобкой, прикрывая просторный зеленый двор, где гоняла малышня, хотя уже темнело. Впрочем, в этом времени не ведали слова «педофил» – детей отпускали гулять без страха и опаски.

На улице веяло ночной прохладой, а вот гулкий подъезд хранил тепло солнечного дня. Лифт в «красном доме» ходил между лестничными пролетами, и деревянные дверки-створки с окошками надо было открывать вручную. Что я и проделал.

Кабина загудела, возносясь на шестой этаж, и выпустила меня напротив заветной двери. Заранее улыбаясь, я позвонил, кнопкой наигрывая «Во саду ли, в огороде…»

Торопливое шлепанье тапочек озвучило приближение моего «счастьица». Дверь распахнулась. За порогом стояла Лида в коротком цветастом халатике. Запищав от радости, она кинулась мне на шею.

– Антошка-тошка-тошка!

Я мигом подхватил девушку на руки и длинным, просторным коридором поволок в спальню – Лида едва успела ножкой захлопнуть дверь. Вся масса невысказанных слов, ласковых и нежных, простых и значимых, застряли у меня в горле, когда ищущий рот любимой нащупал мои губы. А затем пришел черед междометий…

– …Сколько раз я себе обещала, что сначала – гостиная, чинный ужин при свечах, тихая музыка, а потом уже спальня, – негромко проговаривала Лида. Ее головка лежала у меня на груди и речь слышалась чуть невнятно, отдавая

милым призвуком детскости. – И ни разу не сдержала слова! А всё потому, что ты коварный соблазнитель.

– Я?!

– А кто?

– Ты!

– Кова-арный… Я еще хочу! Ну, пожа-алуйста…

Покрутившись под душем, я вытерся синим махровым полотенцем, и обмотался им на манер саронга. Лида в наброшенном халатике мурлыкала на кухне что-то из репертуара Эдиты Пьехи, кроша немудреный салатик.

– Есть на ночь вредно, – сказал я назидательно, мимоходом погладив девушку по плечу. На большее не решался, а то опять без ужина останусь. – Ты мне побольше накладывай…

– Фиг! – хулигански улыбнулась Рожкова. – Делим поровну!

Опустившись на стул, я принялся любоваться. Сцена из семейной жизни…

– А там, в прихожке, что – сейф?

– Ага. Арсенал Эдика. Охотничек нашелся…

И тут я придумал, как мне поприставать к ней, не нарвавшись на ехидную отповедь.

– Помнишь, я тебе как-то приемчик показывал? – подойдя к Лиде со спины, охватил локтем стройную шею. – Двойной удар? Помнишь?

– Помнишь! – острый локоток не сильно, но чувствительно саданул меня по ребрам, а после взвился кулачок, костяшками задевая скулу. – Ой, тебе больно? – всполошилась девушка.

– Пустяки! – бодро ответствовал я, потирая ушибленное место. – Ну, хоть наши штудии даром не пропали…

– Тебе, правда, не больно? – метался по моему лицу тревожный синий взгляд.

– Вот сюда поцелуй – пройдет.

Лида бегло чмокнула меня, с хихиканьем увернувшись от хватательного рефлекса.

– Хватит с тебя!

Покрошив немудреный салатик и доварив четыре картошины, она достала из буфета трехлитровую банку – под капроновой крышкой плескалось нечто темно-вишневое, светясь мрачными искрами багрянца.

– Вино абхазское, домашнее! – объявила она, выставляя сосуд на стол. – Свекровь купила, за десять рублей. Вот цены, да? Так, ну все, твоя очередь. Поухаживай за дамой!

Ухватив банку, я не пожадничал, разлив вино по двум бокалам, и поднял свой.

– За тебя!

– За нас!

…На Москву опала ночь, упрятав ясность. Затихший двор пропал из виду, полный глухой черноты. Лишь круглый островок ротонды отливал светлым пятном, будто всплывая из тьмы, да фасад «красного дома» напротив смутно белел нарядными карнизами да арками.

Лежа на измятых простынях, я не мог видеть, как ночной мрак за окном ужимает простор, но хорошо помнил эту уютную картинку. Полчаса назад торчал у окна, отдернув штору, а Лида жалась к моей спине, шальная и зовущая…

…Девушка перевернулась на бочок и улеглась, тискаясь ко мне и щекоча волною волос. Я огладил их, пропуская сквозь пальцы – первобытный гребешок…

– Нарисовал Брежнева? – дремотно спросила Лида.

– Еще один сеанс. Наверное, на даче. «Заречье-6». Звучит, как кодовое название секретного объекта!