Искусство драматургии

Эгри Лайош

Без атаки и контратаки не может быть развивающегося конф­ликта. А в нашем примере Она начинает с полюса «нерешитель­ность» и к концу так ни на что и не решается, Он начинает с «надежды» и кончает тем же.

Если героиня начинает с «добродетельности» и переходит к «развращенности», то давайте посмотрим на промежуточные шаги:

1. Добродетельная.

2. Потерпевшая поражение (из-за своей добродетельности).

3. Неприличное поведение.

4. Непристойное поведение.

5. Распущенное поведение.

6. Аморальное поведение.

7. Развращенная.

Если героиня останавливается на первом или втором шаге и остается там слишком

долго, медля сделать следующий, пьеса будет статичной. Такая статичность обычно возникает, когда в пь­есе нет движущей силы, т.е. посылки.

Вот интересный пример статичной пьесы: «Идиотский восторг» Шервуда. Хотя мораль пьесы в высшей степени почтенна и сам автор заслуженно популярен, это классический пример того, как не надо писать пьесу.

Посылка пьесы такова: «Являются ли производители оружия зачинщиками войн?» Ответ автора утвердительный.

Посылка неудачна – она поверхностна. У пьесы есть тенден­ция, но в тот момент, когда автор называет главным врагом мира определенную группу людей, он уклоняется от истины. Можно ли сказать, что только солнце ответственно за дождь? Конечно, нет. Дождя бы не было без океана и других факторов. Никакой военный фабрикант не сможет начать войну, если в мире царит спокойствие и экономическая стабильность. Производство оружия – это следствие милитаризма, безработицы, борьбы за рынки и т.п. Хотя Шервуд и говорит о народе в своем печатном послесло­вии к пьесе, в ней самой он, к сожалению, не считается с его существованием.

В его пьесе нет народа, нет людей, которые бы что-нибудь значили. Мы видим г-на Вебера, злонамеренного фабриканта оружия, который говорит, что не продавал бы оружия, не будь поку­пателей. Это правда. Весь вопрос в том, почему они покупают оружие? Шервуду нечего сказать по этому поводу. А раз мысль его посылки поверхностна, персонажи неизбежно превращаются в раскрашенные фотографии.

Два главных героя – это Гарри и Ирина. Гарри движется от «бессердечности» к «искренности» и «бесстрашию», а Ирина начи­нает с «вольного поведения» и кончает так же возвышенно, как и Гарри. Если между этими полюсами восемь шагов, то они начинают с первого, топчутся два с половиной акта на одном месте, перепрыгивают через 2,3,4,5 и 6 шаги, как будто их и нет, и начинают двигаться от седьмого к восьмому в конце пьесы.

Персонажи ходят туда-сюда без всякой цели. Они входят, представляются и выходят, потому что автору хочется предста­вить еше кого-то. Они возвращаются под каким-нибудь неубеди­тельным предлогом, делятся своими мыслями и чувствами, и снова уходят, чтобы освободить место для следующей группы. Мы наде­емся, что наши критики согласятся по крайней мере с одним – у пьесы должен быть конфликт. В «Идиотском восторге» он есть, но только по большим праздникам, герой вместо того, чтобы участ­вовать в конфликте, рассказывают нам о себе, что противоречит всем правилам драматургии. Очень жаль, что никак не использованы ни добродушие и жизнерадостность Гарри, ни колоритное прошлое Иры. Вот несколько типичных пассажей. Мы находимся в коктейль-холле отеля «Монте Габриэле». В любую минуту может начаться война. Границы закрыты, и постояльцы не могут разъ­ехаться. Открываем шестую страницу и читаем:

ДОН: Там тоже довольно мило.

ЧЕРРИ: Но я слышал, там теперь очень людно. Мы с женой надеялись, что здесь будет поспокойней.

ДОН: Да, сейчас здесь довольно тихо. (Никакого конфликта).

Открываем страницу 32. Люди все еще ходят без всякой цели. Входит Квиллери, садится. Входят пять офицеров, говорят по-итальянски. Входит Гарри и беседует о всяких пустяках с доктором. Доктор

уходит, и Гарри разговаривает с Квиллери. Че­рез минуту без видимой причины, последний называет Гарри «товарищ». При появлении Квиллери есть авторская ремарка: «край­ний радикал-социалист, но тем не менее француз».

Зрители видят перед собой сумасшедшего, за исключением немногих разумных проблесков. С чего бы ему быть сумасшедшим? Потому, очевидно, что он радикал-социалист, а они все – психи. Позже его убьют за насмешки над фашистами, но сейчас они с Гарри беседуют о свиньях, сигаретах и войне. Все это сущая болтовня, и вот он – этот социалист – говорит: «Помните, сей­час не четырнадцатый год, с тех пор прозвучало много новых го­лосов – громких голосов. Достаточно упомянуть одного человека – Ленина – Николая Ленина». Поскольку этот радикал – псих, и так с ним и обращаются другие персонажи, зрители могут поду­мать, что они слышат о другом радикал-социалисте (синоним: психе), затем Квиллери говорит о революции. Для Гарри это пустой звук, но вы должны понять, что все эта социалисты тронутые.

Теперь страница 44. Труппа ходит туда-сюда. Доктор жалу­ется на судьбу, недавшую ему уехать. Пьют, болтают. Война мо­жет разразиться, но нет даже намека на хотя бы статичный конф­ликт. Нет и намека на характер, за исключением психа, о кото­ром, мы говорили, открываем страницу бб, надеясь, что уж здесь-то будет какое-то действие.

ВЕБЕР: Ты будешь пить, Ира?

ИРА: Нет, спасибо.

ВЕБЕР: А вы, капитан Локичеро?

КАПИТАН: Спасибо. Бренди с содовой, Дампси.

ДАМПСИ: Да, синьор.

ВЕБЕР (кричит): Эдна! Мы хотим выпить!

Входит Эдна.

ВЕБЕР: Мне чинзано.

ДАМПСИ: Да, месье (идет в бар).

ДОКТОР: Все это невероятно.

ГАРРИ: Я, доктор, все равно остаюсь оптимистом. (смотрит на Иру). Пусть на эту ночь сомнения возобладали – с рассветом вернется свет истины: (Поворачивается к Ширли). Пойдем, милая, потанцуем. (Они танцуют).

Занавес.

Верь не верь, а это конец первого акта. Рискни молодой драматург предложить кому-нибудь такую пьесу, его бы спустили с лестницы. Зрителям приходится разделять оптимизм Гарри, если они хотят все это выдержать. Шервуд должно быть видел или чи­тал «Конец путешествия» Шерифа, где солдаты в передовых окопах терзаются ожиданием атаки, лоди в «Идиотском восторге» тоже ждут войны, но есть разница. В «Конце путешествия» мы видим полнокровные, живые характеры. Они стремятся не потерять му­жества. Мы знаем, что наступление может начаться в любую минуту и им придется умереть. А в «Идиотском восторге» персонажи не находятся в непосредственной опасности. Несомненно, у Шер­вуда были самые лучшие намерения, но одних намерений мало.

Самый дидактичный момент пьесы во втором акте. На это стоит посмотреть. Квиллери узнает от механика (который может и ошибаться), что итальянцы бомбили Париж. Он приходит в ярость. Он кричит.

КВИЛЛЕРИ: Будьте вы прокляты, убийцы!

МАЙОР И СОЛДАТЫ (вскакивают): Убийцы!

ГАРРИ: Послушайте...

ШИРЛИ: Гарри! Не вмешивайся!

КВИЛЛЕРИ: Видите, мы вместе! Франция, Англия, Америка! Союзники!

ГАРРИ: Заткнись, Франция. Все в порядке, капитан. Мы это уладим.

КВИЛЛЕРИ: Они не рискнут сражаться с мощью Англии и Фран­ции! Свободные демократии против фашистской тирании!

ГАРРИ: Ради бога, хватит болтать!

КВИЛЛЕРИ: Англия и Франция сражаются за мечты человечест­ва!

ГАРРИ: Минуту назад Англия была мясником в костюме. А те­перь мы союзники!

КВИЛЛЕРИ: Мы вместе, вместе навсегда! (Поворачивается к офицерам).