Искусство наступать на швабру
Шрифт:
— Да нет, доктор, ну это же несерьезно, — перебил банкир. — Обычно разведчики используют пароль «Здесь продается славянский шкаф?» или «Почем венские стулья?». Так это же не значит, что шпион обязательно мастер по мебели.
— Да, ваша правда, — не стал спорить доктор. — Пароль не несет смысловой нагрузки, он только для связи.
— Стойте! — вдруг крикнул Гераклов. Грымзин и Серапионыч недоуменно переглянулись. — Мне пришла в голову одна мысль, как раз насчет связи. Сейчас постараюсь ее связно высказать. В общем, Oтрадин сообщил мне, что рацией, кроме Ибикусова, пользовался еще кто-то,
— Ну и что же? — удивился Грымзин. — Что это нам дает?
Слово попросил доктор:
— Одна маленькая справочка. Я, конечно, не люблю передавать всякие сплетни, но ходят упорные разговоры, будто Инесса Харламушкина и Александр Петрович Разбойников… Ну, в общем, их связывают такие же чистые и светлые отношения, как Ильича и ту даму, чьим именем названа яхта, на коей мы с вами имеем честь плыть. Это я к тому, что где-то рядом наверняка крутится и господин Разбойников — если и не здесь, то в Кислоярском подполье.
Гераклов в радостном возбуждении вскочил:
— Так-так, теперь они у нас на крючке!
— Пока что мы у них, — остудил его пыл Грымзин.
— Так вот, собственно, к чему я клонил, — продолжал политик. — Кок не назвал радисту имя связного, или главаря, или кто у них там есть ху, извините за выражение, но назвал пароль. И вот я предлагаю кому-нибудь из нас сходить к Отрадину, произнести эту фразу и дать для передачи то, что нам выгодно.
— Идея неплохая, — задумчиво отметил доктор, — но ведь рано или поздно даст о себе знать и настоящий «полкведим».
— Вот тогда они занервничают, засуетятся, наделают глупостей и выдадут себя, — заявил Гераклов. — Тут-то мы их в бараний рог и скрутим!
— Господин банкир, — обернулся Серапионыч к Грымзину, — вы еще не вернули вторую карту обратно Веронике Николаевне?
— Нет еще.
— Прекрасно! Значит, ее надо ненавязчиво подсунуть господину Серебрякову.
— Это я беру на себя, — скромно ответил Грымзин.
Когда Егор поднялся на палубу, кок все еще «дышал свежим воздухом», вернее, вдыхал в себя «Герцеговину-Флор», задумчиво глядя на проплывающий мимо однообразный ландшафт. У него на плече сидел ворон Гриша.
— Иван Петрович, господин Грымзин просит вас к зайти к нему, — нарушил Егор уединение кока.
— A что ему нужно? — повернулся к Егору Иван Петрович.
— Что-то насчет завтрашнего обеда.
— A, ну ясно. Егор, помоги мне подняться.
— Вперрред! На барррикады! — с энтузиазмом закаркал Гриша.
Когда Серебряков доплелся до каюты Грымзина, там, кроме владельца яхты, никого уже не было. Но на столе в открытом виде лежала карта — та самая, которую Егор отвез генералу Курскому, Вероника похитила у генерала, а Грымзин — у Вероники.
— Слушаю, хозяин, — учтиво поклонившись, произнес кок.
— A, Иван Петрович! —
— Рад служить! — ответил Иван Петрович.
— Ясно, что рады. Ведь я вам плачу жалованье, и немалое. В общем, я хотел бы вам дать некоторые заказы на завтрашний обед. На первое…
Тут в каюту заглянул Егор:
— Евгений Максимыч, вас просит адмирал. Какое-то важное дело.
— Подождите здесь, я сейчас буду, — сказал Грымзин и вышел из каюты. Когда он минут через десять вернулся, кок все так же стоял, опираясь на костыль, но карты на столе уже не было.
— Так что же на первое? — спросил Серебряков.
— A, ну приготовьте что-нибудь съедобное, я всецело полагаюсь на ваш вкус, — рассеяно ответил банкир.
— Слушаюсь! — Настолько быстро, насколько позволял костыль, кок покинул каюту.
Вечером Гераклов вновь отправился в радиорубку.
— Ну, что сегодня будем слушать — «Икс-игрек-зет» или Госрадио? — спросил Oтрадин, собираясь включить приемник.
— Не надо, — остановил его Гераклов и на одном дыхании выпалил: — Полкведим невинс нерокста!
Радист вздрогнул и уставился на Гераклова.
— Вы… вы?! — наконец выговорил он.
— Да, я, — спокойно ответил Гераклов. — A что, разве я не похож на красно-коричневого подпольщика?
— Откровенно говоря, не похож, — чистосердечно ответил Андрей Владиславович.
— Я опытный конспиратор, — объяснил Гераклов. — В общем, передайте товарищам в центр вот это. — Политик протянул радисту листок бумаги и покинул рубку.
Oтрадин развернул записку — она была совсем короткой: «Все идет как задумано. Ждите новых сообщений».
Едва Андрюша включил передающее устройство и настроился на миллиметровые волны, как в дверь постучали.
— Входите! — крикнул радист. В помещение вошел штурман Лукич.
— Пулкведим невиенс неракста! — чеканно произнес штурман, поглаживая свою знаменитую бороду.
— И вы… и вы… тоже?.. — пролепетал радист.
— Так точно! — кратко ответил Лукич, вручил Отрадину ученическую тетрадку и, круто повернувшись на каблуках, покинул радиорубку.
Тетрадка была чуть ли не вся исписана мелким почерком и содержала подробный отчет, временами переходящий в донос, обо всем, что происходило на судне. Лирические отступления на тему теории и практики государственных переворотов явно не столько предназначались для очередного радиопослания, сколько претендовали на место в будущем Полном собрании сочинений.
Oтрадин вздохнул и принялся передавать в эфир оба послания. Этот процесс затянулся далеко за полночь, что и не удивительно — за просто так никто миллион обещать не станет.
A мотористка Степановна, надевшая лучшее из своих платьев, напрасно ждала возлюбленного на палубе под капитанским мостиком.
Постепенно мысли об Отрадине плавно перетекли в воспоминания о прошлом — и совсем недавнем, и более далеком. И Степановна сама не заметила, как заснула. И приснились ей удивительные события, происходившие с ней то ли в реальности, то ли в мечтах, несколько лет тому назад.