Искусство невозможного (в 3-х томах)
Шрифт:
— Я не фантом, поэтому не могу быть символом. Что же касается разоблачения коррупции, пусть этим занимаются правоохранительные органы и популисты от политики. Это не моя специальность.
— Скорее это ваш гражданский долг.
— Это не мой гражданский долг. Я исправный налогоплательщик, и на борьбу с коррупцией органам из моих и ваших налогов платятся соответствующие деньги. Зачем же мы будем отвлекаться? У нас нет на это времени.
— Вы и мысли не допускаете, что в Москве вас могут арестовать?
— Я генетический оптимист.
— Значит, ордер на ваш арест, розыск, Интерпол — для вас лишь шумиха, форма психологического давления?
—
13 июля 1999 г. Время MN, Москва
«МЕНЯ МОЖНО ТОЛЬКО УБИТЬ»
Борис Березовский ответил на вопросы обозревателя газеты «Время MN» Наталии Геворкян.
«Публичная позиция мне помогает»
Н. Г.: Хотела бы я на вас посмотреть, когда вы открываете утренние газеты и в очередной раз видите свою фамилию. И все о неприятном. Комкаете и отшвыриваете, материтесь, звоните главному редактору? БЕРЕЗОВСКИЙ: Главному редактору я звонил только один раз. Сейчас объясню. Для меня существенно не что обо мне пишут, а как я ощущаю события сам. Все последние годы, как, впрочем, и большую часть жизни, то, что я делаю, соответствует моему пониманию жизни. Перед собой я чист, и только это является для меня критерием того, поступаю я правильно или нет.
— Но все же один раз «достало»?
— Я позвонил Рафу Шакирову в «Коммерсантъ», когда газета, с моей точки зрения, поступила подло. Корреспондент задал мне вопросы, и я на них ответил. В опубликованном варианте был впрямую искажен смысл сказанного, то есть был совершен подлог — подмена одного смысла другим. Это, как мне кажется, разрушительно для газеты. Поскольку «Коммерсантъ» в отличие от «МК» мне не безразличен
— а я уже тогда вел переговоры о покупке акций «Коммерсанта », — то я позвонил Шакирову и сказал: «Раф, мне кажется, это опускает газету. Я хороший информационный товар, и если вы пользуетесь этим товаром, то пользуйтесь им корректно».
— Ну, если «Коммерсантъ» некорректен, то что же говорить об «МК»?
— С «МК» тоже был один эпизод. Иного свойства. Я сохраняю спокойствие до тех пор, пока не пытаются унизить меня или в моем присутствии других. Это реакция на генетическом уровне. Унижение и оскорбление — это то, что меня реально дестабилизирует. Такое позволил себе Хинштейн. Рациональные соображения перестают действовать, когда обзывают собакой, змеей. Уровень, конечно, подзаборный, но оскорбительный. Да, вот тогда я на это отреагировал. Я имею в виду — на эмоциональном уровне. Я понял, что мне вряд ли удастся об этом забыть.
— Вам импонирует образ дьявола, человека, чья рука усматривается во всем? Поговаривают, что вы же его и создаете.
— Для того чтобы ответить на этот вопрос и принять ответ, надо знать, кто платит за создание этого образа. Если я, то все так, как вы говорите. Но это достаточно легко проверяется — кто за что платит. И тогда становится ясно, что за такой образ платят мои оппоненты или враги. Мне это, правда, ни разу не помешало реализовать ни один из задуманных планов. Я уже говорил: неважно, какой образ создают мои оппоненты. Я считаю, что главное — это то, что публичная позиция помогает реализовать серьезные планы. Она позволяет мне быть услышанным.
«Я считаю Примакова серьезным и опасным противником»
— Такое чувство, что судьба Березовского зависит от того, кто находится у власти.
— Для такого утверждения нужен как минимум эксперимент. Сегодня страной руководит Ельцин, завтра будет другой президент. Если при нем со мной будет что-то происходить, что лежит за пределами моих убеждений или представлений о собственной свободе, тогда можно
— Но в стране еще есть премьер-министр. При Примакове на вас было заведено уголовное дело, проходили обыски в ваших компаниях, посадили того парня из ФСБ, который заявил, что получил указание вас «убрать». Примакова нет, а обыски продолжаются, теперь в Швейцарии. Кто сегодня представляет для вас опасность?
— Уголовное преследование меня не волнует. Это чистая провокация. А вот что действительно не просто волнует, а омрачает мою жизнь — так это чисто гэбэшное иезуитство по отношению к подполковнику ФСБ Саше Литвиненко. Это один из самых порядоч-
ных людей, которых я встречал в свой жизни. Человек сидит из-за меня. Дело против него состряпали при Примакове, чтобы ударить по мне. Утверждаю по-прежнему: руководство ФСБ отдало приказ уничтожить меня физически. Литвиненко и еще ряд офицеров ФСБ отказались его выполнить и предупредили меня об опасности. С ними пытаются расправиться. Я заявляю, что все, кто замешан в этом преступном деле, будут мной преследоваться, пока у меня достанет сил, и я не отступлюсь, пока эти нелюди не ответят по закону.
— Может быть, следует апеллировать все же непосредственно к прокуратуре, которая ведет дело?
— Я недавно был на приеме у начальника Главной военной прокуратуры господина Демина и высказал ему свою позицию: по отношению к Литвиненко допущена вопиющая несправедливость. Надеюсь, господин Демин понял меня правильно и предпримет все необходимые действия по освобождению Литвиненко из-под стражи.
— Похоже, ваши разногласия с Примаковым не сняты даже после его отставки.
— К сожалению — и это не в первый раз — я раньше других осознавал опасность. Это относится и к Примакову, которого я считаю очень серьезным и опасным противником. Да, он единственный из всех премьеров, не исключая пока и Степашина, имел собственную четкую позицию по основным вопросам. Но его позиция, с моей точки зрения, была ошибочной и разрушительной для России, и против этого я восставал. Чтобы ни у кого не было сомнений относительно Примакова, его намерений и методов действия, продемонстрирую лишь один образчик его подхода к решению вопросов. Вот его подлинный рукописный текст в Генеральную прокуратуру: «Прошу проговорить вопрос с Генеральной прокуратурой. Следует не откладывая открывать уголовное дело». Подпись. Вы понимаете, что это указание Генпрокуратуре от премьер-министра — прямое превышение полномочий, и Примаков должен за это отвечать по закону?
— Я не знаю почерка Евгения Максимовича, но вы же не хотите сказать, что бывший премьер-министр — преступник?
— Это должны определить компетентные органы.
— Но сейчас-то Примаков уже не у власти, а уголовное дело на вас есть и даже вышло за границы страны.
— Потому что запущен механизм и есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы этот механизм работал.
— В прокуратуре?
— И в прокуратуре, и в политике, и в бизнесе. То, что происходит в Швейцарии, — это, с моей точки зрения, чистый запредел, в том числе и со стороны швейцарских властей.
— Ваши адвокаты выехали в Швейцарию?
— Нет, мои адвокаты здесь.
— Откройте тайну — почему вам тогда, после допроса в прокуратуре, позвонил Примаков?
— Мы договорились, что это останется между нами, и я не считаю возможным нарушать эту договоренность.
— Но этот звонок был проявлением каких-то эмоций — доброжелательности или наоборот — раздражения?
— Я считаю Примакова реальным политиком. А у политика всегда доминирует рациональное. Всегда. И в этом смысле Евгений Максимович реальный политик. Это было абсолютно рациональное поведение с его стороны.