Искусство соблазна
Шрифт:
— Ну уж нет. — Эмма заговорила прежде, чем поняла, что делает. — Я не дам себя унижать, крыса дохлая, ублюдок, жулик недоделанный...
— Ну, будет! — На этот раз он засмеялся громко. Оказалось, что он вовсе не меланхолик, просто поводы для веселья у него были своеобразные, такие не всегда под рукой. — Какой у вас замечательный вокабулярий! Вашей матушке о нем известно? — Он весь затрясся от хохота. Не мог остановиться. Хохотал, запрокинув голову, и даже шторы на окне заколыхались. «Нехороший смех, — подумала Эмма, — сатанинский».
— Чертово отродье, дырка от бублика, сын... Она и в самом деле все это произносит вслух? Наверное, да, ибо ее стул вдруг слегка
— Сын виконта, — высокомерно произнес он, — и прошу об этом не забывать. У которого вы совершили кражу. И хочу, чтобы вы не заблуждались: отправить вас за это за решетку — перспектива, признаюсь, довольно приятная. Что я и сделаю. После того, как перекачаю через этот счет больше денег.
Она отчаянно затрясла головой.
— Нет, вы не должны! Вы не можете!
— Почему? Знаете, что в этой ситуации лучше всего: я даже не уверен, что делаю что-то плохое. — Он противно хохотнул. — Если они меня поймают, то что, по сути, могут мне предъявить? То, что я подписал свои
собственные чеки своей собственной подписью? То, что отправил чеки на депозит в филиал моего собственного банка? — Он беспомощно вскинул руки. И он явно развлекался. Сделав паузу, он, однако, повторил очень серьезно ту мысль, что высказывал по крайней мере уже раза три: — Конечно, если они кого-то поймают, то не меня, не так ли?
Эмма закрыла глаза, зажала язык между зубами, потом все же облизнула губы.
—Я... я все устрою. Я отдам вам то, что я взяла. В конце концов, ягненок не стоит таких неприятностей. — Слишком поздно она об этом подумала.
И тут, словно он не понял анекдота, виконт переспросил:
— Какой ягненок?
Взгляды их встретились. Ее зрачки расширились, как у Алисы, которая случайно попала в кроличью нору и начала падать в бесконечную пропасть.
И его глаза расширились. Он понял и отшатнулся от нее, словно из чувства гадливости. Руки его, до сих пор патетически сложенные на груди, повисли по обе стороны туловища как раз в тот момент, когда стул, лишенный поддержки, снова завалился на пол. Он вскочил на ноги. Наконец все прояснилось, словно молния озарила черную тучу.
— Вы овечья фермерша! Пятьдесят шесть фунтов! Я мог бы догадаться!
В гневе он бросился прямо к ней и, глядя на нее с высоты шести с чем-то футов, спросил:
— Почему вы не взяли те чертовы десять фунтов? Я не мог позволить себе пятьдесят, вы, дурочка деревенская...
— Еще как могли. Один ваш экипаж...
— Моего дяди. Я отобрал его у него. Он купил его на мои деньги и изобразил на нем мой герб. И оставил чуть ли не каждый пенни под арестом.
— Вы могли бы его продать.
— Мог бы. И ходил бы пешком. И уволил бы всех тех, кто с этим экипажем так или иначе занимается.
Эмма, неизменно в своем духе, не унималась и продолжала спорить, даже лежа привязанная к стулу на полу:
— Тогда как объяснить всю эту перестройку и обновление, что происходит у вас в доме?
— Все в кредит. — Он отвернулся и зашагал по комнате. — Все в кредит, вся жизнь! Я неустанно думаю о том, как сохранять подобающий вид, чтобы мне давали ссуды. Ссуды, подкрепленные одними обещаниями, одним моим именем. Именем, которое мне пришлось отвоевывать с помощью армии адвокатов. Я побывал в двух судах и к томуже в геральдической палате. И как это вы могли позволить себе адвокатов?
— Они берут гонорары по завершении дела, и они вполне уверены в том, что в конечном счете я смогу расплатиться.
Конечно, сможет! О черт, английские лорды не мелочатся
— Вы могли бы не пожалеть пятидесяти фунтов, — стояла на своем Эмма.
— Моя дорогая, — сказал он и замер. Эмма уже пожалела о том, что открыла рот. Он снова наклонился к ней, снова пристально вгляделся в ее лицо, хотя на этот раз физиономия его была перевернута и куда, куда ближе. — Как вы думаете, чего стоит упаковать имения по сундукам и отправить их из России в Британию? Я ожидал получить деньги сразу по приезде. Чего я не ожидал — так это того, что свое почти миллионное наследство я не имею права тронуть пальцем. Не имею права до сих пор. До сегодняшнего дня я не мог снять хоть какую-то крупную сумму, и тут появились вы... До этого мне пришлось неделю вести переписку с геральдической палатой, и они сообщили, что еще не все формальности разрешены. И уж конечно, я не ожидал, что притом, что деньги мои будут мне недоступны, мне всучат громадные извинения и восемнадцать единиц недвижимости, требующие незамедлительных вложений, и в придачу пятьдесят семь слуг, которых надо кормить и которым надо платить. Это просто кошмар какой-то. Я уже думаю, что все проблемы так или иначе разрешаются, когда вдруг возникает новый поворот: оказывается, в банке Йорка я не имею права получить более сотни фунтов по любым трансакциям до тех пор, пока мои адвокаты не уладят дело — с кем бы выдумали? С портным! Чертовым портным, которому мой дядя задолжал одну тысячу семьсот двадцать два фунта восемь шиллингов. И поэтому я не могу платить французскому повару, которого привез с собой в Данорд, столько, сколько он заслуживает.
Платить повару? Он не в состоянии платить повару?
—И я еще ни словом не упомянул о слугах, которых привез с собой. Что я, скажите на милость, должен делать с ними? Бросить их? Некоторые из них уехали со мной из Англии, объездили вместе со мной полмира и теперь вернулись на родину. И, о глупец, я чувствовал себя достаточно уверенно, потому что привез с собой из России рубли, которых в пересчете на фунты должно быть около пятидесяти тысяч. Но в настоящий момент рубли никому не нужны. Обменный курс просто грабительский, и все потому, что наше правительство, видите ли, несколько обеспокоено появлением марксистских кружков в России, которые мутят воду в Петербурге и хотят сместить царя, чтобы, верно, править самим. Мне пришлось все равно поменять рубли, страшно при этом теряя, лишь для того, чтобы дела хоть как-то продвигались дальше.
Он остановился, чтобы передохнуть, затем продолжил:
— Дорогая, я ничего не могу с этим поделать. Я сам — жертва обстоятельств. Да, я очень богатый человек, вынужденный переправить три дома через два моря, чтобы получить восемнадцать объектов собственности, управлять которыми я должен со связанными за спиной руками. И кого я должен за это благодарить? Политиков, обменный курс и дядюшку, который поспешил присвоить себе мое наследство и мою собственность. И посадил меня в долговую яму, из которой я до сих пор не могу выбраться. — Он вскинул руки. — Развязать вас? Вы должны радоваться, что я, связанную, не вышвырнул вас из окна. Овца, тоже мне! — Он отвернулся и вновь принялся ходить по комнате — наверное, чтобы успокоиться.