Искусство спора (О теории и практике спора)
Шрифт:
80:
Марфурий: Что вам угодно, господин Сганарель?
Сганарель: Господин доктор, я желал бы посоветоваться с вами по поводу одного обстоятельства и нарочно сюда за тем пришел.
Марфурий: Прежде всего, г. Сганарель, прошу вас, измените вашу манеру выражаться. Наша философия требует, чтобы не было высказываемо вполне решительных предложений, чтобы обо всем говорилось неопределенно и чтобы суждения были условные, предположительные. И вследствие этого вы не должны говорить: Я пришел, а мне кажется, что я пришел.
Сганарель: Кажется?
Марфурий: Да.
Сганарель: Черт возьми! Должно оно казаться, коли оно действительно есть!
Марфурий: Это не вытекает одно из другого; вам может казаться и без того, чтобы факт существовал на самом деле.
Сганарель: Как!
Марфурий: Это еще вопрос, - и мы должны во всем сомневаться.
Сганарель: Как! меня здесь нет, и вы со мной не говорите?
Марфурий: Мне представляется, что вы здесь, и кажется, что я с вами говорю, но это не несомненно.
"Вынужденный брак". Перев. Ф. Устрялова.
Ошибка Марфурия в том, что он применяет утонченные химические весы там, где надо весить на обыкновенных лавочных. Есть известная степень требовательности к доводу, устанавливаемая логическим тактом человека. В науке - она одна; в юридической практике - другая; в обычной жизни - третья. И в этих пределах она зависит главным образом от большей или меньшей важности для нас спора. Если кто-нибудь спорит с нами из-за гривенника, у нас будет одна степень требовательности к его доводам; если спор идет из-за двухсот тысяч - совсем другая. Если спор очень для нас важен, например, от исхода зависит коренная перемена в нашем мировоззрении, в нашей жизни, в оценке наших трудов, - требовательность выходит иногда за пределы досягаемости здравым смыслом:
Ты видишь ли?
– Хоть вижу, да не верю.
Софист очень нередко пользуется этой лазейкой для того, чтобы ускользнуть от поражения в споре. "Не доказано!" "Произвольный довод!" "Докажи!" "Не верю!" Эти дешевые заявления в искусных руках обращаются в очень важное средство для отступления.
Но как излишняя требовательность к доводам есть ошибка или уловка, так и излишняя нетребовательность - тоже ошибка. Нужен именно логический такт и опыт, чтобы в каждом данном случае найти надлежащую мерку требовательности.
2. Из всех видов софизмов произвольного довода надо прежде всего выделить "скрытые произвольные доводы". Суть этой уловки вот в чем. Обыкновенно при рассуждении, особенно же в спорах, приводятся не все мысли, нужные для того, чтобы сделать тот или иной вывод. Некоторые из них "опускаются" и должны подразумеваться сами собою. Например, в рассуждении: "все люди умирают, умрем и мы" пропущена и сама собою подразумевается мысль ("посылка" рассуждения) "мы люди". Можно пропустить вместо этой посылки другую. "Все мы люди, значит, умрем и мы". Здесь будет пропущена и необходимо подразумевается мысль: "все люди умирают" и т.д.
81:
В устных спорах таких пропускаемых мыслей особенно много. Мы имеем, однако право пропускать лишь те посылки, которые очевидны. Софист же делает наоборот. "Софист выпускает то, что не очевидно, и составляет на деле самую слабую сторону рассуждения, стараясь в то же время отвлечь внимание от места, где находится ошибка" (Уэтли. Логика , 200). Разберем наиболее характерный вид этой ошибки - софизм "произвольного названия", скрывающий довод.
3. Огромную роль в софистической практике играют названия с пропущенной посылкой, которая оправдывает их. Ведь каждое название тоже должно быть обосновано. Когда я говорю: "этот офицер известный путешественник", то само собою подразумевается мысль: "этот человек офицер". Когда я говорю, "такие проявления анархии, как этот поступок, недопустимы в государстве", то само собою подразумевается мысль: "этот поступок - проявление анархии". Одним словом, каждое название подразумевает оправдательную посылку, дающую право на это название. Эта посылка тоже довод, скрытый довод и очень часто произвольный. Между тем человечество, по лени мысли и по другим многим причинам, особенно склонно этого рода скрытых доводов не проверять, а принимать их на веру.
Между тем, принятие названия часто решает все дело. Ведь приняв его, мы, тем самым, приняли, что предмет, обозначенный им, обладает и соответственными свойствами.
Рассуждая правильно, мы часто должны бы сперва убедиться, что в предмете есть эти свойства, а потом уже принять название его. На деле же, мы сперва принимаем название его, и, основываясь уже
4. Чтобы мы приняли на веру название, он пользуется, кроме обычной нашей склонности к этому, еще разными обычными уловками, например, внушением. Говорит безапелляционным тоном, употребляет название, как нечто само собою разумеющееся, несомненно правильное. Отвлекает внимание от проверки скрытой оправдательной посылки и т.д., и т.д. Есть названия, которые особенно пригодны для такой уловки: это те названия, которые имеют оттенок порицания или похвалы; ими пользуются, как "злостными кличками" или "красивыми словами", "красивыми названиями". Из них самые подходящие модные в данное время "боевые" клички и названия. Эти слова становятся для очень многих чем-то вроде фетиша или "жупела" для московской купчихи у Островского. Часто это в полном смысле "гипнотизирующие сл ова". Они действуют на человека мало развитого, как меловая черта на курицу. Говорят, если пригнуть голову курицы к полу и провести от клюва мелом прямую черту, курица несколько время останется неподвижно в таком положении, созерцая только эту черту. Так и человек, загипнотизированный соответственным словом, теряет способность рассуждать, правильно это слово приложено или нет. Особенно, если усиленно ударяют на такое слово и растекаются по поводу его "в красноречии".
5. Игра "красивыми названиями" и "злостными кличками" встречается на каждом шагу, например, в газетной полемике известного (82:) типа. Г. Икс сделал в собрании какое-то заявление: газета пишет: (смотря по "режиму") это явно революционное заявление (или контрреволюционное заявление) показывает, до чего подняла у нас голову гидра революции (или контрреволюции) и т.д. Затем идут красноречивые рассуждения об этой "гидре" - и чем красноречивее, тем лучше; красноречие отвлечет внимание от проверки, действительно ли заявление революционно или контрреволюционно. Читая само заявление, мы, обыкновенно, не вникаем в него с должным вниманием; поэтому "злостная кличка" проходит "сама собою", без критики, особенно, если она дана в "нашей газете", которой мы доверяем. Иногда этими "злостными кличками" пугают или, как говорят в народе, "пужают" робких людей. Но иногда злостная кличка обращается в страшное орудие демагогии. Из истории известно, что стоит крикнуть в иной момент толпе: "это провокатор", "отравитель", "революционер" и т.д., и участь человека будет решена. Конечно, порой "пужанье" злостными кличками в неумных руках имеет оттенок комического. Так было время, когда некоторые "общественные организации", имевшие в распоряжении громадные капиталы, но весьма недолюбливающие правительственных "ревизий", "пужали", что ревизия их деятельности - "контрреволюционный акт".
6. Не менее успешно применяются и "красивые названия" для того, например, чтобы смягчить впечатление от какого-нибудь факта, или "выдать ворону за ястреба" и т.д., и т.д. Слова "жулик" и "уголовный преступник" имеют очень неприятный оттенок; но если назвать того же человека "экспроприатором" - это звучит благородно. Иногда название служит лучше, чем любая ограда. Когда шайка уголовников занимает дом и грабит, с нею церемониться не будут. Но стоит им выкинуть "черный флаг" и назвать себя "анархистами" - и получится совсем иное впечатление. Нежелание жертвовать собою для родины, когда это наша обязанность - не особенно уважаемое качество; но стоит назвать отказ идти в битву "войной против войны" или т.п., и самый тупо-низменный, животный трус получает вид "борца за идею". Эта черная магия слов отлично известна софистам. Там, где совершить низменный поступок мешает остаток стыда, голос совести, и т.д., и т.д., туда приходит, как дьявол-искуситель, демагог и бросает для прикрытия низменных побуждений "красивое название". Большинство горячо хватается за него, как за предлог освободить себя от того, чего не хочется. - Так искушает нас внутри нас "внутренний софист"; так действует в помощь ему, часто гораздо более хитрый, искусный и бессовестный внешний софист.