Искусство войны
Шрифт:
Очень выразительно говорит трактат «Сань люэ»: «Если у тебя (имеется в виду правитель или полководец. — Н. К.) и у масс будет одна и та же любовь, никогда не будешь иметь неудачи. Если у тебя и у масс будет одна и та же ненависть, всё склонится перед тобой. Правят государством, держат в мире свой дом только потому, что обретают людей; губят государство, разрушают свой дом только потому, что утрачивают людей» («Сань люэ», стр. 2).
В этом же духе высказываются и военные писатели, комментировавшие «Сунь-цзы». Например, Мэн-ши говорит о необходимости «единства между высшими и низшими», то есть ставит вопрос несколько иначе, требуя единства между управляемыми и управляющими вообще. Он говорит о «единстве устремлений, единстве в любви и ненависти, единстве выгоды и вреда», об отсутствии у людей личных устремлений. В этих условиях «у всей миллионной массы
Второй общий элемент войны, по терминологии Сунь-цзы, носит название «Небо». Он коротко определяет, что под этим следует разуметь: «Небо — это свет и мрак, холод и жар: это порядок времени». Короче говоря, это — время, когда происходит война: время года, суток и так далее. Понять значение этого фактора, то есть уметь учитывать на войне значение момента, условий времени, — вторая задача изучающего законы войны.
В этом месте своего трактата Сунь-цзы употребляет слова «Ян» и «Инь», которые мы передаём русскими словами «свет» и «мрак». Эти понятия играют важнейшую роль в воззрениях на природу, характерных для древних китайцев, и уже в глубокой древности превратились из обозначений чисто реальных явлений света и мрака в некие символы космических сил. В дальнейшем они были распространены и на жизнь вообще, в первую очередь — на жизнь общества. В связи с этим они стали настолько сложными, что первоначальное значение света и мрака отошло на задний план; для этих последних понятий появились новые словесные обозначения, а древние Инь (мрак) и Ян (свет) превратились уже в некие космологические начала.
Естественно, что они вошли краеугольным камнем в состав древней китайской астрономии, которая тогда имела преимущественно форму астрологии. Таким образом создалась обширная «инь-яновская» школа.
Основная предпосылка этой астрологии — распространение на астрономические явления, явления «Неба», как тогда говорили, тех же отношений, которые характеризуют в первую очередь человеческое общество, ближайшим образом — отношения господства и подчинения. Поэтому небесные явления, светила стали называть с этой точки зрения «небесными чиновниками», то есть руководителями судеб, имеющими, как и земное чиновничество, свою иерархию и свои точно определённые функции. С этой предпосылкой соединялось основное положение астрологии: о влиянии небесных явлений на человеческие судьбы.
Естественно, что при ведении войны, этой «почвы жизни и смерти, пути существования и гибели», китайцы не могли пройти мимо этой астрологии. Как это наблюдалось решительно у всех народов, не только у древних — греков, римлян, древних германцев, галлов и так далее, но и в более поздние времена, у китайцев перед войной, перед сражением «вопрошали светила». Существовала целая сложная система счастливых и несчастливых дней, дней благоприятных для одного действия и неблагоприятных для другого. И полководцев древности нередко удерживал от сражения именно «несчастливый день». Таким образом, и это место «Сунь-цзы» может быть понято как указание на необходимость выбирать для войны, для сражения «счастливый день».
Некоторые из комментаторов, как, например, Цзя Линь, так и понимают; другие, как, например, Ду My, объясняя это
«Чуский полководец Гун Цзы-синь вёл войну с цисцами. Как раз в это время появилась комета, рукоятка которой (комета по своей форме уподобляется китайцами метле. — Н. К.) была обращена в сторону Ци. Приближённые полководца сказали ему: „Та сторона, куда обращена рукоятка, побеждает. Нападать на Ци нельзя“. Гун Цзы-синь ответил: „Комета… что она понимает? Кто дерётся метлой, тот, само собой разумеется, повёртывает её рукояткой и побеждает“. На следующий день он сразился с цисцами и разбил их наголову. Хуан-ди сказал: „Прежде чем обращаться к богам, прежде чем обращаться к демонам, прежде всего обратись к своему собственному уму“. Этими словами он сказал, что все небесные знамения заключаются только в людях и их делах» («Вэй Ляо-цзы», гл. I).
Приведение этого эпизода, а ещё более — заключительная фраза, вложенная в уста легендарного Хуан-ди, считавшегося отцом стратегической науки, как нельзя лучше рисуют отношение самого Вэй Ляо-цзы к астрологии. И это не случайное явление; это — правило, по крайней мере для всех крупнейших полководцев и военных писателей старого Китая.
В «Диалогах» Ли Вэй-гуна, одном из интереснейших сочинений по военному искусству позднейшего времени, есть такое место: «Тай-цзун сказал: Вы как-то говорили о небесных силах — времени и днях, о том, что просвещённый полководец с ними не считается, а невежественный сам себя ими связывает. Значит, их можно отбросить?»
Ли Вэй-гун ответил: «Чжоу Синь погиб в день „цзяцзы“, а У-ван в этот же день получил царство. С точки зрения небесных сил — времени и дня — это был один и тот же день „цзяцзы“. Вышло же по-разному: Иньское царство развалилось, Чжоуское установилось, одно погибло, другое поднялось.
Точно также и сунский император У-ди начал войну в день, „когда идущий погибает“. Его военачальники говорили ему, что этого делать не следует, но император отвечал: „Я пойду, а противник погибнет“. И в конце концов победил. Исходя из этого и можно их отбросить» («Ли Вэй-гун вэньдуй», III, 64).
Таким образом, по Ли Вэй-гуну, астрология существует для невежественных людей, просвещённый же полководец с нею не считается. Характерно, что и У-цзы допускает гадания в качестве своеобразного агитационного средства и отвергает их как руководство для полководцев. Говоря в своём трактате о той обстановке, в которой необходимо нападать на противника, он решительно замечает: «Надлежит нападать без всяких гаданий» (II, 2). Точно такой же совет он подаёт и в обратном случае: когда обстановка показывает, что нападать нельзя, следует воздерживаться от нападения независимо от всяких гаданий (II, 2).
Нечего и говорить, что Сунь-цзы — признанный последующими веками авторитет в вопросах войны — был для его последователей образцом просвещённого полководца, о котором говорит Ли Вэй-гун. Его отношение ко всяким гаданиям легко усматривается из его трактата. Об этом будет речь в соответствующих местах, здесь же только сошлёмся на его категорическое запрещение всяких гаданий в войске, на его слова о том, что «знание наперёд (о противнике. — Н. К.) нельзя получить от богов и демонов» (XIII, 4). Отрицательное отношение к мистике и суевериям сказывается и в том, что он вообще ничего не говорит о приметах, знамениях, гаданиях, а если и вспоминает о них, то только в двух местах мельком и только для того, чтобы категорически отвергнуть их. Поэтому совершенно правы те комментаторы, которые не видят в словах Инь и Ян, приводимых Сунь-цзы, ничего другого, как свет и мрак, день и ночь и — в более широком смысле слова — вообще явления природы. Так, Ван Чжэ пишет: «Инь-Ян — это общее наименование Небесного Пути — пяти элементов природы, четырёх времён года, ветра, облаков, метеорологических явлений». Мэй Яо-чэнь пишет: «Армия обязательно должна следовать за Небесным Путём (т. е. за законами природы — Н. К.), сообразоваться с климатическими условиями и уметь ими своевременно пользоваться». Итак, речь идёт о совершенно реальных вещах — о климате и погоде, о метеорологи чёской обстановке о времени года.