Испанец. Священные земли Инков
Шрифт:
А в этой небывалой горной цепи, сравнимой только с той, которую Марко Поло описал в своих путешествиях в Китай, размеры и расстояния благодаря меняющемуся свету, который особенно в ранние часы максимально усиливал контуры и тени, обретали жизнь и рельеф.
Воздух, настолько чистый, что часто возникало впечатление, будто его не существует, а когда они делали привал и звуки шагов стихали, тишина была такой глубокой и такой полной, что у испанца появлялось ощущение, что они оказались посреди пустоты.
В полдень, когда солнце стояло прямо над головой, почти на линии экватора, на высоте больше трех тысяч метров, казалось, что его
Если даже камни не выдерживали такой пытки и раскалывались, еще меньше удавалось это вынести голове человека, родившегося в низине; его легкие еще не сумели привыкнуть к разряженному воздуху, из-за чего приходилось то и дело останавливаться, чтобы перевести дыхание, и тем самым отчаянно тормозить бодрое движение своих спутников.
– Залезай в паланкин! – настойчиво предлагал Чабча. – Позволь моим людям тебя нести, а не то мы никогда не дойдем.
– Нет.
Уже даже кока не помогала ему переносить тяжесть в ногах и мучительное ощущение удушья, которое изводило его, когда плоскогорья поднялись выше четырех тысяч метров; стальной нагрудник при нагревании превращался в орудие пытки, а аркебузу словно тянула к земле какая-то неодолимая сила, с каждой минутой увеличивая ее вес, и даже меч обернулся наковальней, которую он утомился таскать по всему континенту.
Алонсо де Молина всегда считал себя сильным человеком и тем не менее, хотя он прекрасно питался и был здоров, ему приходило в голову, что долгое голодание, болезни и лишения в те месяцы, когда они вместе с Писарро и другими товарищами оказались предоставлены собственной судьбе на острове Эль Гальо, не идут ни в какое сравнение с этими мучительными подъемами и спусками по бескрайним дорогам Империи.
А вот туземцы, в свою очередь, чем выше поднимались, тем выглядели все бодрее, их походка по мере приближения к зоне холода становилась с каждым разом все энергичнее, поскольку, судя по всему, быстрая ходьба была их единственным способом согреться, так как ни солдаты, ни носильщики не имели права на коку, предназначенную исключительно для знати.
– Предоставить ее народу значило бы обречь лучшие земли на ее выращивание, к тому же многие избаловались бы и разленились. Единственный недостаток коки в том, что у человека в отсутствие силы воли возникает привыкание. Поэтому меня беспокоит, что ты так часто к ней прибегаешь. Не надо вводить это в привычку.
– Обещаю тебе, что как только мы доберемся до Кито, я про нее забуду, – заметил испанец. – Однако, если бы не она, я бы точно никогда не смог досюда дойти.
Они остановились на вершине лысой горы, чтобы взглянуть на тропинку, которая, петляя, спускалась к ревущей широкой реке, берущей начало у самого низа гигантской снеговой шапки, которая, словно зеркало, отражала солнечные лучи, и испанца поразило, с какой математической точностью проложена дорога, поскольку по ней мог пройти даже слепой, считая шаги и в определенный момент сворачивая попеременно то влево, то вправо.
– В ту пору, когда не идет сев или сбор урожая, каждое селение обязано поддерживать дороги в хорошем состоянии, а инспекторы проверяют, чтобы не было ни одного ухаба и ни одного камня от Куско до Кито.
– И что, все так идеально организовано?
– Без
– Даже мой приезд?
– Даже твой приезд. Два года назад огромная комета с длинным хвостом пересекла небо, и, по словам наших прорицателей, ее появление означало смерть Уайны Капака и возвращение Виракочи. Мы тебя ждали.
– Что еще написано обо мне в ваших пророчествах?
– Написано? – удивился курака. – Что значит «написано»?
– То, что содержится в книгах.
– А что такое «книга»?
Андалузец шумно вздохнул:
– Ну как тебе объяснить, что такое книга!.. Для начала надо выяснить, известна ли тебе бумага… – Он вынул из кармана единственное письмо, которое получил с тех пор, как приехал в Новый Свет, и показал ему. – Это бумага! – сказал он. – Знаешь, для чего она служит?
Тот с некоторой опаской взял письмо двумя пальцами, тщательно рассмотрел с одной и с другой стороны и в конце концов вернул, словно это было что-то подозрительное.
– И для чего она служит?
– Это письмо… В нем посредством вот этих знаков мои родные рассказывают мне все, что случилось дома за последнее время. Вы пользуетесь чем-нибудь похожим?
Чабча Пуси, курака Акомайо, который, судя по всему, искренне заинтересовался тем, что ему пытался втолковать испанец, немного поразмыслил и наконец, вынув из сумки толстый шнурок, с которого свисало несколько разноцветных веревочек с искусно завязанными узелками, сказал:
– У нас есть «кипу». В зависимости от размера, цвета, количества и расположения узелков, они сообщают сведения. Например, этот мне напоминает, сколько лам и альпак сейчас имеется в Акомайо; вот этот – сколько туник, а вот этот – сколько мечей и щитов…
Алонсо де Молина в свою очередь взял шнурок и стал рассматривать, вертя в пальцах, стараясь понять, как его используют. Наконец вернул его хозяину, кивнув головой:
– Понятно… – сказал он. – Неплохой способ держать в памяти сведения… Но вот что мне хотелось бы знать, так это: если твоя жена пришлет тебе такую штуку, узнаешь ли ты, что она жива-здорова, урожай был неудачный, а твоя кузина выскочила замуж за местного дурачка…
– Зачем ей мне об этом сообщать? Все это я узнаю, когда вернусь.
– Ладно!.. Однако представь себе, что ты хочешь узнать об этом раньше. Как бы ты это сделал?
– Зачем мне это знать, если, находясь так далеко, я не смог бы ничего исправить?.. Я предпочитаю спокойно путешествовать и думать, что все идет так, как я оставил, а не узнать, что Найка заболела и, возможно, умирает. Это было бы бессмысленное страдание, тебе не кажется?
Что это было: идиотский ответ или демонстрация железной логики, – только поразмыслить об этом испанец не успел, поскольку собеседник вскочил на ноги, давая понять, что разговор окончен, и, как обычно, бодрым шагом начал спускаться к реке.