Испанская партия
Шрифт:
– Что там, Борис Михайлович?
– поинтересовался нарком, придя в себя после услышанного.
– Что-то не так?
Шапошников помолчал, пожевал губами:
– То-то и оно, что все так, товарищ нарком. Чувствуется почерк товарища Уборевича, - Борис Михайлович запнулся, подбирая слова.
– Все же он - выдающийся тактик и стратег. Но и авантюрист - тоже выдающийся. Разрешите?
Ворошилов кивнул и начальник Генштаба, взяв со стола карандаш, принялся решительно черкать по карте Испании:
– В районах наступления они создают значительный перевес
Шапошников говорил спокойно, и только подрагивающая на виске синяя жилка выдавала его чувства.
– Решение командования АГОН сравнимо с планом Шлиффена. Молниеносные удары, постоянное наращивание темпа наступления... Товарищ Уборевич делает основной упор на постоянное опережение противника. Должен признать, что операция имеет шансы на успех...
– Начальник Генштаба сглотнул, его руки непроизвольно дрогнули, - Я бы даже сказал: операция неминуемо увенчается успехом. Но при одном условии...
Ворошилов и Хмельницкий молчали. Шапошников вздохнул:
– И условие это - бездействие противника. Товарищи Тухачевский и Уборевич имеют право на это рассчитывать: темп наступления, утвержденный ими почти не оставляет противнику шансов на то, чтобы среагировать вовремя...
– Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert...
– произнес внезапно Ворошилов.
Он взглянул на Шапошникова, и тот медленно кивнул головой:
– Именно, товарищ нарком. Если только у Франко найдется генерал, способный разгадать план наступления - АГОН обречен. Даже если успеет подойти второй эшелон...
– Благодарю вас, Борис Михайлович, - сказал Ворошилов.
Наступила долгая пауза, после которой Климент Ефремович спросил:
– Как вы считаете: какова вероятность того, что план будет...
– он запнулся, помолчал и закончил, - что маршал Тухачевский потерпит неудачу?
– Не могу вас обманывать, товарищ нарком: вероятность весьма велика. Конечно, можно заранее подготовить некоторые контрмеры, но они не спасут положения в полном объеме...
– Понятно. Товарищ Шапошников, я прошу вас подготовить перечень таких контрмер и, хотя бы в общих чертах, набросать предварительные планы.
– Слушаюсь!..
...После того, как Шапошников вышел, Ворошилов долго сидел молча. Затем повернулся к Хмельницкому:
– Руда? Прикажи там, чтобы мне чаю принесли. И соедини меня с начальником ГУГБ...
– Андрюха! На меня тоже прихвати!
Младший комвзвод Киреев обернулся
Старший лейтенант Ястребов удобно устроился на башне, вытащил из кармана пачку папирос и со вкусом закурил. Если честно, то от обеда Бронислав не ожидал ничего хорошего. Из-за острой нехватки личного состава, приказом маршала Тухачевского все повара были переведены в строевые части, а на освободившиеся места набрали басков. Не то, чтобы баскские повара не умели готовить - вовсе нет, но лично Ястребов не очень-то умел есть то, что они готовили. Странные блюда - пресноватые, с непонятным привкусом, сдобренные неизвестными пряностями... Зачастую Бронислав даже не мог понять, ест он рыбу или мясо? Или, может, это вообще - насекомые? Как рассказывали ребята, имевшие дело с китайцами - для тех и вовсе не существует несъедобных вещей. Может, и баски такие же?..
Вернулся, помахивая котелками, Киреев. Молча выставил их на броню, сплюнул, вытащил из-за голенища ложку и принялся хлебать с мрачным видом.
– Сегодня что?
– поинтересовался Ястребов, ухватывая свой котелок.
– Писто и бехи шерра, - флегматично ответил Андрей, не переставая жевать.
– Спасибо родной, объяснил, - хмыкнул Бронислав.
В котелке была какая-то пахучая мешанина из овощей, поверх которой лежало нечто, напоминающее мясо. Или рыбу. Или черт знает что...
– А хоть что - что? Не спросил?
– "Бехи", кажись - корова, - вступил в разговор башнер Каплер.
– Значит говядина с писто, - подвел итог Ястребов.
– Ладно, Рафинад, давай попробуем...
Еда оказалось пресной, но, в общем-то, съедобной. Андрей и Бронислав без всякого энтузиазма жевали ячменный хлеб, напоминающий вкусом промокашку, лениво шкрябали ложками по котелкам. Вместо чая в жестяном полуведерном чайнике их ждал горячий крепкий сладкий кофе, который тоже не вызывал восторгов ни у кого в экипаже, за исключением Каплера. Веня Каплер - бывший беспризорник, искренне полагал, что еда бывает только двух видов: своя и чужая. Он бойко орудовал ложкой, причмокивая от удовольствия, запихивая в рот громадные куски ненормированного хлеба.
Ястребов, посмеиваясь, называл его "Рафинадом" за прямо-таки нечеловеческую любовь к сахару. Веня Каплер предпочитал колотый рафинад всем лакомствам, и теперь, попав в Испанию, жутко страдал от уменьшения сахарного пайка. Вместо сахара красноармейцам выдавали изюм, а командирам - шоколад, но Веня оставался верен рафинаду. Ястребов и Киреев щедро отдавали Вене свой сахар, но тот все равно вздыхал по далекой родине, где сахар можно было просто купить.
Вот и сейчас он вытащил свой мешочек с запасом сахара, достал один кусок, взвесил на ладони. Решил, что кусочек великоват для одной кружки, извлек из ножен, висевших на поясе, финский нож и обухом расколол сахар. Выбрал подходящую крошку и, зажав в зубах, отхлебнул кофе. На лице его расплылось блаженное выражение.