Испанские шахматы
Шрифт:
Господин Глинский в отличие от своего босса прекрасно выспался, с аппетитом съел яичницу с ветчиной, творожный десерт, запил завтрак стаканом свежевыжатого апельсинового сока и, бодрый и полный сил, поехал выполнять необычное поручение Ирбелина. Уже в начале десятого он постучал в дверь, за которой скрывалась сирота, вызвавшая у скряги и прожженного дельца Ирбелина такое, мягко говоря, странное сочувствие. Уж не влюбился ли милейший патрон в юную притворно-невинную девицу? А что? Седина в голову, бес в ребро! Ирбелин давно разведен, возможно, его мужские инстинкты проснулись благодаря… искусству обольщения нищей
– Вам кого?
– спросила открывшая дверь Субботина.
Разумеется, это она и есть - обычная, ничем не примечательная серая мышка. Хитрая бестия! Со столь невзрачной внешностью произвести такое впечатление на Ирбелина. Ловко…
– Моя фамилия Глинский, - официально представился он, проскользнул в темную, плотно забитую мебелью и старым хламом прихожую и жестом фокусника достал из пакета бутылку шампанского и коробку дорогих шоколадных конфет.
– А это вам! От нашего агентства «Перун» по случаю… переселения из старой квартиры в новую.
Субботина испуганно попятилась, оглядываясь, словно ища защиты от незваного гостя. Но заступиться за нее было некому.
– Но… я… - забормотала она, запнулась и замолчала.
– Берите, берите, - настаивал Глинский, протягивая ей шампанское и конфеты.
– Где у вас кухня? Или пригласите меня в гостиную. Не станем же мы топтаться здесь?
– Да… простите… проходите…
Он чувствовал себя хозяином, а она совершенно растерялась от такой бесцеремонности.
«Попробуй соблазнить меня, дорогуша!
– злорадно подумал Жорж, окидывая опытным взглядом убогую обстановку, старомодную мебель и одетую в дешевый спортивный костюм обитательницу сего «уютного гнездышка».
– Давай, пускай в ход свои чары!»
– Грёза Дмитриевна?
– уверенным тоном спросил он, располагаясь как у себя дома.
– Я не ошибся?
– Н-нет…
– Вот и славно. Вот и замечательно! Вы-то мне и нужны.
– Я?
Она не знала, куда деть неухоженные руки с короткими ногтями без маникюра, и спрятала их за спину.
– Именно вы!
– охотно подтвердил Глинский, наслаждаясь ее смущением.
– Видите ли… мы решили выделить вам на переезд материальную помощь. Э-э… нечто вроде подъемных.
– Не надо!
– вспыхнула Грёза.
– Вы лучше старушкам выделите, они больные, немощные. А я уж сама о себе позабочусь.
По ее скулам разлился горячий румянец, и Глинский вдруг заметил, какие у нее нежные, классически совершенные черты лица, разве что губы чуть великоваты, зато гладкие и красивой формы; какие шелковистые волосы, небрежно забранные в узел, благородная линия лба. Словно у средневековой мадонны.
Он с трудом стряхнул с себя оцепенение и произнес невпопад:
– Господин Ирбелин распорядился лично вам… вот…
Конверт в его руке предательски дрогнул, выдавая волнение, абсолютно неприсущее Глинскому в подобных ситуациях. Сколько таких конвертов с «компенсирующей временные неудобства» скромной денежной суммой он выдавал жильцам выкупленных квартир - не перечесть. И ничего подобного сегодняшнему смятению не испытывал. Ни разу!
– Я не возьму, - упрямо повторила девица в спортивном костюме, отталкивая его руку с конвертом.
Положение -
– Давайте обсудим варианты, - криво улыбнулся Глинский, пряча конверт в карман.
– Каковы ваши предложения?
– Уходите, - сказала Грёза, сдерживая слезы.
– Погодите… Я, кажется, был вежлив и ничем не заслужил такого обращения, - опешил он.
– Вы меня выгоняете? Помилуйте, за что?
У Грёзы комок стоял в горле, сразу всколыхнулись, всплыли в памяти прошлые инциденты из ее сурового детства, когда богатые дяденьки или тетеньки с барского плеча оказывали несчастным сироткам благотворительную помощь. В отличие от многих ребятишек, которые нарадоваться не могли новым игрушкам и сладостям, Грёзе не хотелось играть дареными куклами и есть конфеты от покровителей.
– Горда ты больно!
– укоряли ее воспитательницы.
– Будешь нос задирать - пропадешь.
– Ну и пусть, - горько вздыхала девочка.
– Лучше умереть, чем жить подаянием!
– Откуда у тебя мысли-то такие берутся?
– разводили руками взрослые.
– Богу виднее, кто чего заслуживает. А ты смирись…
Грёза не могла с ними согласиться. Бог представлялся ей сердитым, несправедливым стариком, который наказывает невинных и раздает милости кому попало. С годами ее мнение мало изменилось.
– Мы просто не понимаем друг друга, - с горечью сказала она, горя желанием выпроводить гостя как можно скорее.
– Вы меня, а я - вас.
Такие красивые, хорошо одетые мужчины, которые, кажется, никогда не знали нужды ни в чем - ни в деньгах, ни в восхищении окружающих, приводили Грёзу в замешательство. Она не умела вести себя с ними, терялась. Подобное чувство она испытала перед Ирбелиным, и теперь вот оно охватило ее перед этим Глинским. Чего они все хотят от нее? Ясно ведь, что переселяться так или иначе придется, не оставаться же здесь, в разваливающемся здании? Тем более проданном.
– Значит, вас не устраивает предложенное нашим агентством жилье?
– настроился на деловой лад Жорж.
– Чем же, позвольте узнать?
Грёза нервно пожала плечами, комок в горле мешал ей говорить.
– Дело не совсем в этом, - выдавила она, поднимая на него глаза цвета перезрелой вишни.
– Мне сейчас недосуг объясняться с вами. На работу пора.
«Ваши старушенции живут рядом - не волнуйтесь, не опоздаете!» - с досадой хотел возразить Глинский, но что-то удержало его от очередной бестактности. Разговор не клеился, а в таких случаях его следовало перенести на другое время. Появятся новые реалии, и, возможно, удастся…