Испанские шахматы
Шрифт:
– Всему найдется объяснение, - сказал он.
– Дай только срок. Не исключено, что он раньше был знаком с Фаиной. Может быть, эти господа давно присматривались к нашему дому, разнюхивали, что да как.
– Ты его когда-нибудь видел во дворе или в доме, когда Фаина еще была жива?
– Нет, - с сожалением признал молодой человек.
– У меня просто голова идет кругом. Глинский, шахматы… смерть Варвары… какой-то фильм ужасов!
Виктор мягко взял ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Послушай, ты должна мне верить! Если это ты… Варвару… ну…
– Пусти!
– Грёза рванулась, высвобождаясь из его рук.
– Псих! Я?! Варвару?! Убирайся… - Она вдруг стихла и уставилась на него горящими, как у кошки, глазищами.
– Может, это ты… убил ее? Ты ненавидишь стариков! Они мешают тебе спокойно жить!
– Тогда я бы просто промолчал, - разозлился Виктор.
– Ни о каком убийстве никто и не заикался. Если бы не я…
– Прости, - она понуро опустила голову.
– Я так расстроена… Еще эта пешка…
– Тебе нужно отдохнуть. Хочешь, я покараулю, пока ты поспишь?
Она согласилась. Белая пешка-воин не на шутку испугала ее, и оставаться одной в квартире было невмоготу.
Глинский выполнял поручения патрона, используя приобретенные за годы предпринимательской деятельности связи. Разъезжая по городу, он расспрашивал, договаривался, платил и получал нужные сведения, ни на минуту не забывая о Грёзе. Как она там справляется с парализованной старушкой и подготовкой к похоронам? Может, подключиться, нанять сиделку для Полины Прокофьевны, взять на себя формальности и расходы по погребению умершей? К тому же он еще не передал девице Субботиной подарок и деньги от Ирбелина. На фоне только что произошедших горестных событий это будет несколько неуместно. Надо выбрать более подходящий момент.
Георгий Иванович не страдал чрезмерным любопытством, но не удержался и заглянул в круглый бархатный футляр с предназначенным для Грёзы украшением. Массивный браслет из белого золота с синими топазами был великолепен и стоил уйму денег. Глинский присвистнул - такое подношение свидетельствовало о многом. Это не просто безделушка для девочки на одну ночь, это дорогая вещь, которую дарят обожаемой женщине - жене, невесте, любовнице. К сему презенту господин Ирбелин еще добавил кругленькую сумму на текущие расходы. Неужели только незавидная сиротская участь Субботиной сподвигла его на поистине царскую щедрость? По натуре Ирбелин был не то чтобы скуп, но разумно экономен и расчетлив, он бы никогда…
«Стоп, - оборвал себя Жорж.
– Чем я занимаюсь? Анализирую поступки патрона? Пытаюсь докопаться до причины? А разве она не лежит на поверхности? Разве остается хоть какая-то неясность? Не лукавь, братец, не играй в прятки с самим собой. Ирбелин влюблен, он сходит с ума по девице Субботиной, и только слепой этого не заметит! Лучшее доказательство тому - шубка, браслет, деньги для чужой и малознакомой девушки. Ирбелин, не стесняясь, сделал
Соперник он мне или нет?
– подумал Глинский, останавливаясь на светофоре.
– Пожалуй, да. Я недооценивал его! Ирбелин еще не стар, хорош собой, богат, дважды разведен. У него нет детей и иллюзий по поводу брака, нет ложных ожиданий «рая» в отдельно взятом шалаше, напичканном коллекционной мебелью, бытовой техникой и прочими атрибутами обеспеченной жизни. Он уже все попробовал и не питает пустых надежд. Если он увлекся Грёзой, это серьезно. А что у меня?»
Вопрос повис в воздухе.
Вереница машин тронулась, Глинский свернул к частной медицинской фирме, снабжавшей квалифицированными сиделками всех, у кого возникала в том нужда и имелось достаточно средств, чтобы оплачивать их услуги. Припарковавшись на аккуратно прибранной площадке перед зданием с красным крестом на вывеске, он позвонил на домашний номер Субботиной. Трубку сняли не сразу, ответил мужской голос:
– Слушаю.
Голос объяснил, что Грёза только что уснула и будить ее не следует. Глинский не стал настаивать.
– Я привезу сиделку для Полины Прокофьевны, - сказал он.
– И оплачу ее услуги на неделю вперед. Так что о деньгах не беспокойтесь.
– Ага, - недовольно буркнул голос.
– А что с похоронами? Кто этим занимается?
После короткого молчания прозвучал недвусмысленный ответ.
– Ну, я… и Курочкины.
«Значит, никто, - подумал Жорж.
– Я так и предполагал».
– Родственникам сообщили?
– Угу…
«Не сообщили, - констатировал Глинский.
– Да и где их искать, родственников? Старушка, вероятно, была одинокой».
– Вы не против, если я подключусь?
– предложил он.
– Соберу необходимые бумаги и оплачу церемонию?
– Ваша помощь будет кстати, - оживился голос.
– Я с работы отпросился только на завтра, а на Курочкиных надежды мало. И с деньгами у нас… негусто.
– Хорошо, я понял.
Глинский вздохнул и вышел из машины, зашагал по вымощенной серой плиткой дорожке к зданию фирмы «Милосердие».
Через двадцать минут он уже вез к Полине сиделку. Дородная розовощекая дама неопределенного возраста расположилась на заднем сиденье и засыпала его вопросами. Сколько лет пациентке? Каков диагноз? Кто будет заниматься закупкой медикаментов?
– Выясним все на месте, - сказал Глинский, и дама замолчала, глядя в окно.
Он остановился у самого подъезда, вышел первым и галантно подал даме руку. Та одарила его смиренной улыбкой.
– Ведите меня к больной, - проворковала она, и ее щеки, и без того румяные, покраснели еще больше.
«Ее пышущий здоровьем вид, вероятно, оскорбляет страждущих, - подумал Глинский, распахивая перед сиделкой дверь парадного.
– Интересно, сколько ей лет? Может, сорок, а может, и все пятьдесят».