Испанский смычок
Шрифт:
— Э-э… — Я прочистил горло. — А что, ребенка обязательно кормить за обеденным столом?
Луиза притворилась глухой, но мама нахмурилась. Персиваль медленно перевел взгляд с матери на меня. И вот уже все выжидательно уставились на меня. Чего они ждут, подумал я. Извинений?
— Разве нельзя пойти в другую комнату?
Мама положила вилку.
— Выглядит не слишком привлекательно, вот и все, что я хочу сказать. Ты же сама удивлялась, что у меня пропал аппетит.
Мама вытерла губы салфеткой,
— Где и как кормит своих детей королева Эна?
— Не знаю, не видел, — запинаясь, ответил я. — Может быть, она отдает их кормилице.
Персиваль хихикнул.
— У нее, конечно, много детей, — сказала мама. — Все — погодки и, говорят, не очень-то крепкие. Может, из-за того, что она их сама не кормит?
— Слушай, хватит об этом, а?
— Тебя, Фелю, я кормила за столом, в церкви, на улице, на лестнице. Много где.
Она ставила меня на место, напоминала мне о том, что и я был маленьким.
— Пожалуйста, мама…
— Я не нуждаюсь в том, чтобы короли указывали мне, как жить, — отрезала она. — Я рада, что у тебя в Мадриде все хорошо, но не забывай, жизнь при дворе имеет очень мало общего с реальностью.
— А вы знаете, — решил я сменить тему, — мне при дворе оказали поразительную честь… — Я подбирал слова, собираясь рассказать о сапфире, но так, чтобы это не выглядело хвастовством.
Но мама, похоже, меня не слушала:
— Учись на здоровье и добивайся успехов. Но не теряй головы.
— Вернее сказать, я получил награду, — снова затянул я и сам почувствовал, как фальшиво звучат мои слова. И тогда я жалко улыбнулся: — В общем, это просто подарок…
— Жизнь никому не дарит подарков, — сурово сказала мама. — Вспомни про бесплатные уроки виолончели! — Ее голос дрогнул. — И про пианино! — Она швырнула салфетку на стол и вышла из комнаты.
Повисло тяжелое молчание, которое прервала Луиза:
— Ты и правда видел королеву?
— В основном затылок, — буркнул я.
Персиваль рассмеялся. Я решил, что пока ни слова не скажу им о сапфире.
Среди ночи меня разбудил Персиваль. Сначала я почувствовал прикосновение грубой ткани рукава, а затем меня обдало какой-то скипидарной вонью. От брата несло самогоном — мерзкий запах, совсем не похожий на аромат местного ликера, который обычно употреблял наш отец.
— Одевайся.
— Почему ты в пальто?
Я сел и стукнулся головой: забыл, что сплю под обеденным столом, вытянув ноги в сторону балкона. С улицы донесся залихватский свист: нас ждали друзья Персиваля.
На улице я остановился чуть поодаль от их компании. Персиваль о чем-то перешептывался с одним из приятелей. Мне почудилось или это был маленький Хорди? А рядом с ним кто — кузен Ремейя? Я услышал свою старую кличку — Спичка.
—
Больше я ничего не разобрал, да не особенно и вслушивался. Просто мне было приятно, что Персиваль взял меня с собой.
Под пешеходным мостиком у них были припрятаны три фонаря и несколько толстых палок. Зажгли первый фонарь, и я наконец-то сумел разглядеть их лица. Пламя колыхнулось, упали тени, и вместо полных щек и взъерошенных волос моему взору предстали красные глаза, посверкивающие из-под туго повязанных вокруг лба цветных платков, и нервно дергающиеся кадыки. Это были не мальчики, которых я помнил, это были мужчины. И то, что они замышляли, не могло быть невинным озорством. Смех сменился нервным хихиканьем, а затем тревожным покашливанием. Обматывая палку тряпкой, Хорди посетовал, что у него заболел сын, он кашляет кровью, жена совсем сбилась с ним с ног, поэтому ему надо поскорее вернуться домой. Он опустошил бутылку, принесенную Персивалем, и разбил ее об одну из деревянных свай мостика. А я никак не мог прийти в себя. Маленький Хорди женат? У него есть сын?
— Персиваль, куда мы идем?
— Я же тебе говорил. В церковь.
— Зачем?
Он не ответил и отвернулся. Кузен Ремейя произнес имя отца Базилио. Он сделал ударение на последнем слоге и добавил еще один, так что получилось Базили-оро — «золотой Базиль».
— Отец Базилио никакой не богач, — сказал я. — Он даже не ест мяса.
Человек по имени Куим поднес спичку к тряпичному факелу, но остальные замахали на него руками: рано, надо пересечь город в темноте. Он бросил факел на землю и стал затаптывать пламя.
— Я хочу сказать, не только по пятницам. Вообще не ест.
Куим задохнулся от негодования. У одного из мужчин забулькало в горле — это был подавленный смех.
— У него даже нет служанки, — продолжал я. Все знали, что под видом служанок у священников обычно живут их подруги. Во всяком случае, у большинства из них.
Никто меня не слушал.
— Мы всегда приносили ему — скажи, Персиваль! — приносили ему помидоры.
— Мы дадим ему помидоров, — пробормотал один из них.
— К чему тратить помидоры? — спросил кто-то. — И булыжники сгодятся.
— Послушайте! — не сдержался я. — Если вам нужны деньги, то вы идете не туда. Видели бы вы, в каких носках ходит отец Базилио!
Мои слова произвели на них не больше впечатления, чем если бы это был комариный писк.
Только Персиваль соизволил повернуть голову в мою сторону. Мерцающий фонарь Куима на миг высветил его профиль.
— Церковь купается в роскоши, — сказал он.