Исполнение желаний
Шрифт:
Это был своеобразный Эдем по моему вкусу. Пальмы росли вперемешку с кедрами и соснами (люблю хвойный лес), море никогда не штормило, солнце было не слишком агрессивное, везде была мягкая трава без человеческих отходов в форме собачьего кала, пустых банок из под пива, бумажек и огрызков хот-догов. Место, по которому можно всю жизнь ходить босиком, как по длинноворсному ковру у себя в квартире. Место, где не надо одеваться и озираться.
Там были птицы и они были почти ручными.
Кроме того, там была хижина со всеми мыслимыми удобствами, был замок с комнатами, обставленными по интерьеру разных эпох, была машина, работающая
Все свое время я проводил там, вполне довольствуясь общением с Проводником. Плохо одно – желания, будучи мгновенно реализованными, быстро надоедали.
Решил я вопрос и с дамами. Но об это позже, я специально уделю одну главу сексуальной стороне, которая (глава, а не сторона) будет полезна психологам и философам. Как ни странно, но Ницше во многом был прав, описывая поведение всемогущего человека, а Фрейд во многом заблуждался, потому что оперировал данными, полученными от своих больных пациентов и собственными сексуальными ощущениями.
Как-то я заснул на золотистом песке, попросив «выключить» солнце и «включить» новорожденный месяц. Хорошо спиться в мерцающем лунном лучике под шелест спокойных волн. И приснился мне странный сон.
Будто я путешествую, но не в пространстве, а во времени. Причем, я и сам подвержен этому времени: утром я еще подросток, через час – юноша, к обеду – зрелый мужчина… Я шел по эпохам и развалам собственной памяти, минута времени включала в себя многие дни, а впечатления прошлой жизни причудливо переплетались с историческими фактами. Сам Чингисхан учил меня, мальчишку, сидеть на лошади без седла, Наполеон внушал мне -– юноше свою теорию освободительных войн, дедушка Ленин, вперившись в меня – пожилого мужика блестящими глазами убеждал, что без крови не бывает человеческого счастья, одновременно намекая на то, что железный Феликс в соседнем кабинете… На одну секунду заболел зуб, две минуты потребовались на появление и заживление шрама на левой ноге от зубов медведицы Риты, пять минут продолжалось супружество с Эллкой Великопольской, два часа я скитался по зоне Краслага… Дорога времени постоянно меняла цвета, то вспыхивая фиолетовым свечением, то переливаясь радугой, то превращаясь в серый цвет с разнообразными градациями этой серости…
Когда путь приблизился к старости я проснулся. Сидел на песке, хлопал глазами, с восторгом ощущая здоровое тело, а не то, до которого добрел по темпоральному пути, беззубое, ревматическое, обвисшее.
«Это ты?» – сразу спросил я у Проводника.
«К твоему сну не имею не малейшего отношения,» – флегматично ответил он.
«А истолковать можешь?»
«Подсознательное беспокойство, неуверенность в завтрашнем дне, неудовлетворение существованием».
«Почему?»
«Я не психиатр. Но могу предположить, что слабая человеческая энергетическая структура не готова к владению обширной информацией и Материализатором желаний. Первобытный человек тоже неуютно чувствовал бы себя в современной квартире с бытовыми удобствами».
• О, черт! – сказал я вслух. – Никогда бы не подумал. Кстати, что это ко мне гости повадились?
«Резидент
Забавно, подумал я для себя, весьма забавно. Это, наверное, мои «подвиги» в Чечне так заинтриговали российскую разведку?
От всех этих кровавых проступков, от неумелого вмешательства в эту войну у меня на душе лежал солидный ком дерьма.
Александр Скорынин
Стоит ли разбирать нынешние изощренные технологии убийств и прочих пакостей для причинения вреда человеку человеком. Электронное приспособление к укрепленной в специальном зажиме винтовки было надежней снайпера, а заряд мог привести любое живое существо в состояние длительного беспамятства. Самому разведчику оставалось пить сок и читать какую-нибудь книжонку или взирать на экран телевизора – непременного атрибута нынешнего человеческого жилья.
Когда ружье, наконец, выстрелило, Скорынин быстро подвел к глазам тубус своего универсального смотрящего устройства. Странно, стекло было цело, а фигура Ревокура продолжала маячить за окном как ни в чем не бывало. На электронном снайпере загорелся красный сигнал, означающий неисправность. Тогда Скорынин приник к прикладу, прицелился и выстрелил. Он неплохо стрелял, а для того, чтоб попасть в человека за окном через дорогу, не надо было быть снайпером.
К его удивлению ничего не произошло. Стекло осталось цело, Ревокур продолжал ходить по комнате.
Не сбивая прицел, чему способствовало зажимное устройство, Скорынин подождал пока человек не совместится с мушкой и мягко нажал на спуск. Он не видел движение пули, но пламегаситель нагрелся, что подтверждало ее вылет.
Ничего не изменилось.
Скорынин включил видеокамеру, соединенную с универсальным прибором наблюдения, поставил максимальное замедление съемки и нажал на спуск третий раз, не удосужившись заново прицелиться. Потом быстро перемотал запись на начало и включил воспроизведение.
Теперь полет пули был виден. Было видно и то, как она достигла оконного стекла, бликующего в солнечных лучах, и, не коснувшись его, ушла в сторону. Резидент столкнулся с настоящей чертовщиной, даже бронестекло не могло избежать соприкосновения с кусочком металла.
Скорынин снял зажим с винтовки, собрал свое имущество в кофр и вынес его на улицу, где уложил в микроавтобус. Он был растерян, как бывает растерян невежественный человек, столкнувшийся с чем-то недоступным его пониманию. Он был растерян вдвойне, так как был человеком образованным, а происходящее граничило с невероятным.
Нет, как разведчик Скорынин был знаком с проявлениями человеческой экстросенсорики, знал о колдунах, магах, телепатах и телекинетиках, способных управлять мысленно неживой материей. Но поведение стекла не укладывалось в человеческие возможности, это скорей напоминало действие неизвестного поля, невидимого и непонятного. Тут пахло чуждыми, неземными технологиями, а это было гораздо страшней родных экстрасенсов.
Александр срочно составил донесение и отправил его по закрытому каналу экстренной связи, которым можно было пользоваться только в исключительных обстоятельствах, например при начале войны.