Исполняющая обязанности
Шрифт:
– Разумеется. Это же… ну, не навсегда.
– Не навсегда, – вздохнув, Корнелия опустила глаза и нервно пригладила мягкие складки широкого пальто. – но у меня порой бывает чувство, что всего раз остановившись, перебравшись на запасной путь в жизни, чертовски трудно потом продолжить движение. То одно останавливает, то другое… Бр-р! Наверное, я все же не слишком люблю детей.
– Потому что я тебе в свое время нервы попортила?
– Не знаю. У Питера тоже есть сестренка, однако с ним все совершенно иначе. Не люблю и все тут. Я знаю, – Неля положила руки на живот и вздохнула. – знаю, что я непременно буду обеспечивать и защищать, воспитывать, постараюсь во всем, от меня зависящем дать самое лучшее. Но того, что чувствуют Питер или там Ирма… помнится она вопила от общения с Кристофером хуже всех, вместе взятых.
Прогулку завершили в молчании. Корнелия, кажется, смутилась нетипичной для себя откровенности, а Лилиан с непривычки к длительным пешим прогулкам вскоре сосредоточилась на том, чтобы хотя бы доползти до дома, мирно скончавшись уже на пороге – не вынуждать же Корнелию ее тащить!
Так что, сумев добраться до приготовленной для нее комнаты, девочка просто рухнула и моментально заснула, что называется – едва коснувшись головой подушки. О рассказе сестры думать не было ни сил, ни особого желания, Тарани у нас психолог, пусть она и поломает голову, если, конечно, Корнелия и ей решит все рассказать…
Небольшая прихожая, отделанная медовым светлым деревом, показалась отчего-то смутно знакомой, хотя Лилиан понятия не имела, когда могла бы бывать здесь раньше. И почему. Но разглядывать здесь было, по сути-то дела, и нечего, поэтому девочка решила не ломать голову, а просто пройти дальше, может быть, так быстрее вспомнится, где она и зачем. За дверью оказалась небольшая комнатка с полом из такого же светлого дерева, в ярком свете большого окна казавшегося золотистым, шикарной, словно для принцессы, кроватью с занавесочками, большим зеркалом на стене слева от окна и ковром, на котором вокруг небольшой резной скамеечки валялась целая гора разнообразный игрушек. Смутное чувство непонятного узнавания усилилось, но и попытки что-то вспомнить стали еще более ускользающими. Оглядевшись, Лили увидела еще одну дверь – в отличие от той, в которую она вошла из прихожей, как-то робко притулившуюся в уголке. Ряд ли дверь куда-то вела, скорее там был чулан или встроенный в стену шкафчик…
Когда из любопытства девочка сделала шаг к этой второй двери, в принципе, ожидая увидеть совершенно что угодно, комнатка буквально содрогнулась от громкого детского плача. Не то, чтобы школьница – да к тому же еще младшая у своих родителей – много раз в своей жизни слышала, как плачут дети, но и не считала это чем-то особенным или слишком неприятным. Однако сейчас по непонятной причине этот плач захлестнул даже не страхом, диким, подсознательным ужасом – паническим желанием бежать из нарядной комнатки, не разбирая дороги. Подгоняемая всхлипывающим криком, Лилиан метнулась обратно в прихожую, но то ли ковер, то ли порог, то ли ножка вешалки тут же неудачно подвернулись под ноги и заставили, потеряв равновесие, полететь вниз. Попытка уцепиться за угол комода привела только к тому, что окружающая реальность симпатичной прихожей внезапно порвалась под пальцами, как обветшавшая ткань, «зазор» расширялся и вскоре от окружающего мирка остались только рваные клочки, летавшие вокруг Лили в пустоте, наполненной только рвущим нервы детским плачем…
Резко распахнув глаза, Лилиан какое-то время заторможено лежала ничком, уткнувшись носом в подушку и пытаясь вспомнить, где, собственно, находится. Трудно сказать, сколько прошло времени, и что именно ее разбудило. Тут Корнелия оказалась в очередной раз права – не доносилось ни звука, и невозможно было понять, откуда взялось странное чувство, будто в доме есть кто-то еще. Или не в доме, а просто поблизости? Какое-то время напряженно вглядываясь и вслушиваясь в темноту, Лили было решила, что смутное ощущение было сном, навеянным разговором, и попыталась снова закрыть глаза, но сон как рукой сняло очень знакомым чувством – разгорающимся любопытством. Бороться с этим чувством было бессмысленно, это девочка знала буквально с младенчества: чем дольше его стараешься погасить, тем невыносимее оно становиться – так что чем раньше Лили убедилась бы, что в доме никого нет, тем раньше сумела бы снова спокойно уснуть. Достав фонарик из кармана брошенной на стул одежды, Лили сперва на всякий случай осмотрелась в своей собственной спальне, затем, стараясь ступать бесшумно, прошла по коридору. Не то, чтобы в доме стояла абсолютная тишина: где-то тикали часы, за окном
Прикрыв фонарик ладошкой Лилиан, практически затаив дыхание, чтобы случайно не разбудить сестру, заглянула в спальню к Корнелии, некоторое время прислушиваясь к ровному дыханию.
Подросшая беленькая кошка Жозефина, оказавшаяся в этом доме непонятно откуда взявшимся до переезда коренным жителем, маленьким меховым покрывалом распласталась прямо на хозяйке, положив ей на грудь треугольную мордочку. Старясь действовать как можно тише, Лилиан забрала кошку и пересадила на одеяло где-то в ногах. Жози недовольно сверкнула в темноте глазищами, выражая явное возмущение таким переселением.
«Знать бы, что так тебя гнетет по-настоящему, но свою норму откровенности ты и без того перевыполнила еще на восемь лет вперед! Хотя… разве я могла бы помочь в чем-то, с чем даже ты сама не можешь справиться?»
Подумав, девочка осторожно – как мама их обеих в детстве «на сладкие сны» – поцеловала сестру в лоб. Вредная кошатина, стоило только Лилиан отойти от кровати, независимо, как знамя, вскинув пушистый белый хвост, пробежала по кровати и снова принялась устраиваться прямо на хозяйке. Корнелия что-то недовольно пробормотала во сне, переворачиваясь со спины на бок, но Жозефина, ничуть не смутившись, перепрыгнула ее и свернулась клубочком, как в гнезде. Сообразив, что пытаться переупрямить кошку бессмысленно, девочка продолжила осмотр дома, так и не принесший особых результатов. В последнюю очередь осмотревшись на кухне, Лили достала с полки пачку сахарного печенья и задумчиво захрустела. Стало быть, все-таки приснилось. В последнее время она готова была уже поверить во что угодно!
За окном – практически зеркально-черным из-за включенного на кухне света, что-то смутно мелькнуло: скорее всего, обыкновенная тень от ветки, но Лилиан, отбросив печенье, метнулась к задней двери и – потаращившись немного в утонувший в темноте сад через прохладное стекло – решительно ее распахнула. Кухню наполнила влажная ночная прохлада, наверное, под утро должен был пойти дождь, и горьковатый запах опавших листьев. Стоять на пороге босыми ступнями было немного зябко. По-журавлиному поджимая то одну ногу, то другую, девочка напряженно вслушивалась в шепот ветра и облетающей листвы. Шум за спиной заставить дернуться и, забыв про поджатую ногу, попытаться обернуться – в результате разворот произошел уже в полете, после чего Лили шлепнулась на мокрую траву за порогом.
– Лили! – испуганные глаза Корнелии смотрели с той заторможенной ясностью, какая бывает только у не до конца проснувшихся людей. – Что ты здесь делаешь?
– Я… э-э… решила перекусить, – поднявшись (вот где пригодился накопленный на катке опыт падений – хотя, уж трава-то оказалась помягче льда) девочка смущенно кивнула на пачку печенья. – потом захотелось подышать свежим воздухом, вот я и…
– Я тебя напугала.
– Да нет, говорю же, я такая неуклюжая, что…
– Я тебя напугала, – повторила сестрица, приближаясь и заключив ее в объятья. – сперва этими дурацкими разговорами, а теперь вот сама решила поизображать привидение! Ну, прости меня, моя маленькая, – в светло-голубой просторной ночнушке молодая женщина и правда слегка напоминала призрак. Лилиан решила не уточнять, что решила «полетать» еще до того, как вообще увидела сестру. – хочешь, будем спать в одной комнате – вместе не так страшно?
– Мне не страшно, Неля. Мне же уже не шесть лет! Это ты прости, что разбудила, честно, я решила перекусить, а ты всегда сердишься, когда «кусочничают», да еще посреди ночи…
Резко переменившись в лице, Корнелия почему-то опустила взгляд и принялась основательно так краснеть. Лили была уверена, что ТАК это умеет делать только Вилл с ее светлой до прозрачности кожей – сестренка же, вроде, всю жизнь ограничивалась эффектным прозрачным румянцем на щеках, если смущалась или злилась. Во всяком случае, видеть, как лицо Нели в буквальном смысле слова вспыхивает, младшей сестре ранее не приходилось. Непонимающе уставившись на Корнелию, Лили только поэтому и заметила, как та украдкой неопределенно махнула рукой, захлопывая приоткрытый выдвижной ящик одного из кухонных столов.