Испорченная реальность
Шрифт:
Она открывает дверь. На лице — недовольство, на теле — пушистый белый халат, одной рукой она придерживает его, хотя он завязан на талии. Волосы в беспорядке, торчат в разные стороны. Теперь — в утренних тенях — они уже не кажутся такими яркими.
— Опять ты.
— Доброе утро.
— Ты снова мне снился. Вчера. Этого стоило ожидать.
Кажется, словно мы говорим в первый раз. Язык прилип к нёбу, слова приходится выталкивать из себя:
— Сон был хороший?
—
— Расскажи, — прошу я. Знаю, что трачу время, оттягиваю неизбежное. Говорит она как моя Карен, выглядит тоже. Это она и есть. Иной цвет волос, татуировка-бабочка на плече (скрытая халатом). Другой адрес и ни намека на меня. Вот — главное отличие.
— Да не о чем рассказывать, — говорит она. — Хочешь кофе? Нет, ты его не любишь. Кажется, я тебя знаю.
— Да. Еще как.
— Ты меня преследуешь?
— Что?
— Следил за мной, оставлял обрывки информации, чтобы я тебя узнала, чтобы ты начал мне сниться и я тебе доверяла, когда увижу тебя у двери в черт знает сколько утра?
— Конечно. Почему нет?
— Я все еще сержусь, — замечает она. — Но я кое-что поняла.
— Что именно?
— Ты не реальный. Не можешь быть настоящим. Кажешься нематериальным, словно пришел не отсюда. Ты часть моего сна, это не правда, а я, наверное, все еще сплю.
— Кое в чем ты права, — говорю я.
— Да.
— Почему ты сердишься?
Ее глаза вспыхивают:
— Тебя не должно здесь быть. Ты нарушитель. Я не хочу тебя видеть. Сны — это иллюзия. Я чувствую, что должна доверять тебе, но не могу, потому что ты ненастоящий.
— Может, сны — это воспоминания. О другой реальности.
— Что я сказала тебе прошлой ночью?
— Что я тебе снился.
Она качает головой.
— Я сказала жить своей жизнью. Не лезть в мою. Держаться подальше от моих снов. Не вышло, да?
— Я не влияю на твои сны.
Ты меня совсем не слушал. А хочешь, чтобы я тебе доверяла.
— Я этого не просил.
— А чего ты просил? — Она кладет руку на бедро. Зеленые глаза нацелены на меня, как смертоносные лазеры. — Ты ничего не хотел.
— Я спросил, счастлива ли ты.
— Ты об этом и во сне спрашивал.
— Мне нужно знать.
— Почему?
— Мы семья. Ты, я и Тимми, мы должны быть вместе.
— Ни за что. — Она начинает закрывать дверь. Дает понять, что разговор окончен. Я не даю ей этого сделать. Она тянет сильней.
— Я люблю тебя, Карен.
Я достаю пистолет. Тяжелый. Черно-синий. Стальной. Сверхпроводник, он прожигает мне кожу до костей. Ствол блестит на утреннем солнце. Я не смогу повторить этого, и другого шанса не будет.
Я целюсь в прекрасное лицо Карен. Она
— Не надо.
Я нажимаю на спусковой крючок.
Лицо Карен взрывается алыми брызгами. Она падает у подножия лестницы, все еще шепча:
— Не надо.
Я смотрю на ее губы — только они остались целыми, хотя и покраснели от крови.
На белом халате и кафельном полу кровь кажется такой яркой!
Моя рука онемела, ладонь обжигает рукоятка пистолета.
Я падаю на колени. Подползаю к Карен. Слезы текут по лицу, а потом приходит боль.
Настоящая, физическая боль. Рождается в животе и растекается по телу. Все органы содрогаются. Меня рвет желчью. Я ничего не вижу, ничего не слышу, сжимаю пистолет так, словно это все, что у меня есть.
Боль стихает так же быстро, как вспыхивает. Я стою на коленях в дверном проеме. Крови нет, кафель как на полу у мамы Карен, а самой Карен нигде нет.
Медленно и осторожно я встаю на ноги, опираюсь о стену, чтобы не упасть, чувствую себя слабым и жалким. Хватаю ртом воздух, вытираю слезы.
Мир выглядит настоящим. Четким. Таким, как должно.
Эхо выстрела еще гремит у меня в голове, хотя я никогда его не слышал. Меня ведь не было в этой реальности, все случилось где-то еще или даже в моей голове.
Теперь я здесь, восстанавливаюсь после жуткого сдвига. Не знаю, как именно это происходит. Смотрю на пол — туда, где должно лежать тело Карен.
Ее здесь нет.
Конечно. Она дома с Тимми.
Дома с Тимми. Моя реальность вернулась, меня распирает от гордости, надежды и ликования. Я к этому не готов и едва не падаю в обморок. Нужно добраться до дома. В квартиру, где теперь нет мужика с пистолетом. Шестью этажами выше Роджера, который узнает меня. Туда, где жена помнит и любит меня, а сын скучает по папочке.
Сколько меня не было? Неделю?
Я закрываю дверь, кладу пистолет в карман, смотрю на солнце. По-прежнему утро.
Оборачиваюсь и замечаю серые лица в тенях, в листве, в машинах и на крышах. Они смотрят, но не шевелятся. Это мой мир, и они меня не тронут. Я не просто вредитель. Я преуспел на Пути Призрака так, как им и не снилось. Защитил собственную реальность. Вернул ее.
Я иду по улице — обратно к Бродвею. Едва не бегу, но до дома далеко, а сил нет.
Мне нужно подтверждение. Я останавливаюсь перед нищим на улице. Картонная табличка не изменилась. Куртка тоже. Он смотрит на меня из-под тряпья, качает головой и бормочет: