Исповедь детдомовца
Шрифт:
техникуме, в Самаре. С волнением ждала этой встречи. Вышел ко мне мой Алёшка другим,
изменившийся. Алексеем.
Симпатичный, высокий, широкий в плечах!
Мы с ним проболтали долго, сидя в кафе. Шутили, смеялись, вспоминали нашу
надзирательницу и опять смеялись.
При расставании, на платформе железнодорожного вокзала, когда мой Алёшка нагнулся меня
поцеловать, в его глазах я увидела те же самые слёзы детства, слёзы моего преданного маленького друга.
Лягушонок
– Не
высокая, встань в конец очереди. – раздавала приказы воспитательница Светлана Борисовна,
выводя нас на утреннюю прогулку.
В детском доме Светлана Борисовна появилась по направлению из педучилища.
Молодая, с чёрными как смоль волосами, с пухлыми губами накрашенными алой помадой и с
выразительными зелёными глазами, она похожа была чем-то на мою маму, такая же маленькая и
худенькая.
Несмотря на то, что Светлана Борисовна разговаривала повелительным тоном, голос её был
бархатным и нежным. И как бы она не демонстрировала свою строгость, все знали, что это
временно: сдержанный и даже немного высокомерный взгляд сменялся на добрый и приветливый.
У каждой группы была своя территория для прогулок – беседка с лавочками и песочница. В
песке я ковыряться не любила, чтение книги Светланы Борисовны в беседке; тоже, поэтому гуляла
сама по себе.
Мне нравилось в траве разглядывать всякую живность.
Муравьи длинным строем суетливо неслись к своему жилищу, в насыпной почвенный холмик –
муравейник. Я подкидывала им соломинку, они разом её подхватывали и неслись дальше. Иногда
выискивала среди колоны самого огромного муравья, хватала за голову, а брюшко, или как по-
другому называли, попку, засовывала в рот. Кислая-прекислая попка. Ёжилась, передёргивалась от кислятины, но терпела единственный способ лакомства.
С мальчишками, бывало, ловили лягушек. Я брезговала их брать в руки и к тому же слышала,
что из-за этого могли образоваться бородавки.
Вовка Михайлов, заядлый живодёр, через соломинку надувал лягушку как шарик и выбрасывал
обратно в траву; ящерицы после его отлова оставляли свои хвосты, а кузнечикам отрывал задние
лапки, после чего дико хохотал.
Однажды я не выдержала очередного издевательства Михайлова над бабочкой, которой он
обстриг крылья стеклом, где-то подобранным, и врезала со всего маху по шее. Вовка застонал от
боли, почёсывая ушибленное место, но не полез драться. Боялся.
На очередной прогулке, уединившись от всех, я разглядывала
чёрного цвета. Солдатиками назывались. Они, как и муравьи, передвигались большим скоплением.
– Ирка, смотри что у меня.
Радостный Васька Щеглов раскрыл ладошки, а в них маленький лягушонок.
– Он кушать хочет. – поделился Васька. – Даже не квакает
– А чем лягухи питаются? – спрашиваю.
– Насекомыми. – со знанием дела отвечал Васька. – Букашками, таракашками.
– А солдатики пойдут?
– Наверное.
Я быстро нагнулась к земле и схватила первого попавшегося красноклопика.
Вася, держа лягушонка в одной руке, второй помогал раскрывать ему рот. Одного, второго… и
так пятерых жуков закидали в лягушачью пасть, пока брюхо не стало полным и толстым. Решив,
что лягушонок сыт, мы выпустили его на волю.
До окончания прогулки оставалось мало времени, Светлана Борисовна извещала об этом
заранее, чтобы мы далеко не разбегались.
Простукивая палкой металлические решётки забора и наслаждаясь необычными звуками, я
почувствовала что-то твёрдое под ногами. Посмотрела вниз, а там лягушонок.
Он лежал распластавшись на спине без признаков жизни. Я нагнулась к нему, тронула пальцем.
Лягушонок не шевелился. Взяла на руки – оказался мёртв. По телу пробежала мелкая дрожь. Страх
убийства за лягушонка постепенно наполняло моё сознание. Вспомнила как запихивала в него
жуков и стало безумно страшно. Страшно, что за преступление арестуют, а Васька Щеглов
обязательно расскажет милиционерам, что это моя инициатива была отравить лягушку.
Огляделась по сторонам. Дети собирались уже в пары на обед.
На четвереньках, чтобы меня никто не заметил, поползла в сторону деревьев. Спряталась в
самую гущу листвы и оттуда стала следить за происходящим. Сколько предстояло сидеть там – не
знала – на тот момент, это место, мне казалось, надёжным тылом.
«Не хочу в тюрьму. Я не убивала его. Только покормить хотела» – кричала я внутренним
голосом».
Размазывая грязной рукой лицо от слёз, услышала как группа вместе с воспитательницей
выкрикивают моё имя. Звали громко, протяжно. Взгляд Светланы Борисовны вызывал испуг и
растерянность. Она поправляла с лица растрёпанные волосы и заметно нервничала. Жалко стало
воспитательницу. Понимала, что подвожу её, но больше я боялась приезда милиции. Представляла как у всех на глазах наденут наручники и увезут в самую страшную тюрьму на свете, где пытать и бить будут хуже, чем при режиме Зои Николаевны.